– Господин обер-лейтенант? – отвлекли меня от бритья – все же решил поскоблить короткую щетину, не люблю быть небритым. Появился заместитель, видимо какие-то новости притащил.

– Да, слушаю вас, – я отложил бритву и посмотрел на зама.

– Солдаты накормлены, распорядок на сегодня прежний?

– Извините, обер-фельдфебель, напомните ваше имя…

– Обер-фельдфебель Зиггерс. Вольф Зиггерс.

– Очень приятно. Генрих Шульц.

– Я знаю, мне сообщили о вас. Что вы хотели спросить? – О, сразу понял, что я имею вопросы.

– Вы спросили о распорядке, но так как я только что назначен в ваш взвод, то не имею представления о каком-либо распорядке. Просветите меня?

– С удовольствием, герр обер-лейтенант. Солдаты у нас в роте из выздоравливающего контингента, поэтому до полного формирования полка мы занимаемся подготовкой. Сюда входит строевая подготовка, стрельба и боевое взаимодействие.

– Отлично, герр Зиггерс. Думаю, ничего менять я не стану. Это же, наверное, приказ командира?

– Конечно, герр Шульц. Приказ командира дивизии. В округе, в радиусе пяти километров, расположены точки временной дислокации нашего полка. Конкретно наша рота находится здесь, в этой богом забытой деревне. Правда, до роты нам еще далеко. На другом конце деревни расположен второй взвод, там было подходящее здание.

– Хорошо. Я в комендатуру, затем увидимся, я поделюсь с вами новостями, если что-то узнаю.

– Я с утра уже их слышал, – виновато шаркнул ножкой фельдфебель. – По долгу службы я был обязан явиться в комендатуру, чтобы получить указания насчет вас. Извините.

– Вам не за что извиняться, герр Зиггерс. Это ваш долг. Хорошо, мы позже поговорим, там и станет известно, все ли вы узнали утром, – улыбнулся я.

Разговор с замом не стал обременительным для меня, все сложилось достойно. Он говорил спокойно, видно было, что ему самому интересно, кого это им прислали. Вот я и поддержал разговор, насколько мог. Выглядел тот так же спокойно и держался чуть отстраненно.

Закончив бритье, я оделся и тщательно осмотрел себя в небольшое зеркало, предоставленное фельдфебелем. Форма была впору и сидела хорошо. Денщик, которого назначили вчера, прибыл утром, и дело свое он знал туго. На форме красовался черный знак за ранения, теперь, я думаю, солдаты будут более почтительно смотреть на меня. Кстати, мне после того, тяжелого ранения могли бы вполне себе и серебристый дать, но я не в обиде. Ха.

В комендатуре все прошло быстро и без проблем. Даже представитель гестапо, к которому я был направлен для того, чтобы поставить какую-то отметку, ничего не сказал. Просто подписал бумагу, которую я принес, и поставил печать. Получив новенькое удостоверение, фотографировался я еще вчера, я довольный вышел на улицу. Хотел было уже идти в расположение, но вдруг вспомнил об Олежке. Вернувшись, осведомился у секретаря, где я мог бы решить свой вопрос, и отправился к какому-то архивариусу. Тут пришлось сложнее. Меня замучили вопросами, зачем, почему, с какой целью и тому подобное. Один вопрос повторял другой. Этот гребаный архивариус просто не понимал, зачем мне искать какого-то солдата, пусть и в звании унтера. Объяснял я просто, вместе лежали в госпитале, парень мне здорово помог. Тут я немного струхнул, вдруг сделают запрос в госпиталь, из которого выписался настоящий Шульц, что тогда? С Олегом-то мы вместе лежали совсем в другом. Ладно, увидим, что будет дальше.

Вернувшись в расположение взвода, застал картину – сборы. Оказалось, что подошло время и солдат нужно вести на стрельбы. Проводились они рядом, в двух километрах от деревни. Осмотрел свой «парабеллум» и кивнул фельдфебелю, чтобы командовал. Денщик, кстати, достал комплект полевой формы, дескать, зачем портить начищенную повседневную? Та, что на мне, не то чтобы какая-то особенная, просто новая, вот он и беспокоится. Послушался совета и переоделся. Это был тот самый комплект, в котором я побывал в плену, только постиранный. Где тот умудрился его привести в порядок, он рассказал позже. Оказывается, у немчуры в этой же деревне стоит их аналог нашего банно-прачечного батальона. В нем работают хиви, обстирывают войска, вот тот и сдал мою старую форму с вечера. Она была серьезно порвана да кровью заляпана, но ничего, бурые пятна хорошо застирали, почти не бросаются в глаза.

Идти пришлось пешком, сказывается недостаток транспорта в вермахте, вся техника на передовой. Хотя я и не надеялся, что нам дадут машину для такого дела. Вот когда отправят на передовую, или куда-то еще по службе, то там да, должны будут выделить транспорт, а пока пехом. Стрельбище было уже занято вторым взводом, они прибыли раньше. Посмотрел, как стреляют фрицы, впечатлило. Подготовка видна, не зря их сразу на передок не посылают, как у нас. Ребята тренируются здорово, даже засмотрелся. Интересна была тактика, сразу видно бывалых. Никто не стрелял одновременно. Даже не сговариваясь, стрелки открывали огонь по мишеням по очереди, и это давало возможность вести непрерывную стрельбу. Впечатляло. Так, чтобы разом, одновременно, стрелки почти не затихали. Так же по очереди перезаряжали стволы и вновь открывали огонь. Когда рубеж немного очистился, пострелял и я. Попутно познакомившись с командиром второго взвода, мы по очереди выпустили по паре магазинов. Кстати, у второго взвода за командира был унтер-фельдфебель, не прислали им еще офицера. Я чуть не спалился со своей стрельбой. Еще бы, меня ведь учили стрелять в школе ОМСБОНа, подготовка-то намного серьезнее, чем в линейной части, будь то вермахт или Красная Армия. Фельдфебели, что мой зам, что временный командир второго взвода, были удивлены. Да что там, все стрелки из обоих взводов смотрели раскрыв рты. Вроде и не показывал ничего серьезного, обычная стрельба, из одного положения стоя, но именно результат их поразил. Я укладывал всю обойму в круг диаметром двадцать сантиметров с двадцати пяти шагов, оказывается, это не так и просто. Тот же фельдфебель таким результатом похвастаться не мог. Это хорошо, что я тут не стал крутиться да стрелять в движении, с кувырками и прыжками. Вот бы охренели. Я прекрасно помню, как нас, зеленых курсантов, впечатляло увиденное в школе ОМСБОН.

– Отлично стреляете, господин обер-лейтенант! – выказал свое признание фельдфебель второго взвода.

– Стараюсь. Была большая практика, еще до войны.

Разговоры я старался сводить к минимуму, но все же приходилось отвечать и поддерживать разговор.

Дни потянулись как-то медленно и скучно. Навалило снегу, приходилось регулярно назначать людей на расчистку. Хорошо хоть для расчистки ближайших дорог и подъездных путей выделили трактор. Откуда его пригнали, не знаю, но работал на нем пленный русский солдат. Вид у него был настолько обреченный и унылый, что вызывал еще большую злость к немцам. А злиться мне нельзя. Вернувшись как-то в расположение, был атакован посланцем из штаба батальона. Скоро уже Новый год, фрицы вовсю готовились его встречать. Как дети прям. Если б мне в той жизни было меньше лет, я, может, был бы тоже в восторге, а так смотрел на подчинённых благожелательно, поощряя их начинания.