Когда Вильма постучала в дверь и спросила Юлию о ее самочувствии, та попыталась отделаться от нее:

– Я чувствую себя не очень хорошо, Вильма. Пожалуйста, лучше не заходите, чтобы… чтобы я вас не заразила…

Однако от Вильмы было не так легко отделаться.

– Ах, дитя мое, хуже мне, наверное, уже не будет.

Когда она зашла в каюту, Юлия смущенно натянула одеяло на голову, чтобы скрыть свое лицо.

Вильма сразу же заподозрила неладное. Она громко щелкнула языком, после того как потянула одеяло вниз:

– Ну, девочка, что же с вами случилось? Это явно не заразно!

– Я споткнулась… о стол.

Юлия сама понимала, как неубедительно звучит ее объяснение. Ей было ужасно стыдно.

– Стол? Хм… – Вильма уселась на край кровати и заговорила материнским тоном: – Бедная девочка! Ваш Карл иногда бывает… не очень приятным человеком. Верно?

Юлия залилась слезами. Участие Вильмы глубоко тронуло ее, и страх, напряжение, тоска прошедших недель вырвались наружу. Вильма, утешая, обняла Юлию и стала терпеливо ожидать, пока слезы не иссякнут.

– Вы знаете, может быть, он ведет себя так странно… потому что… мужчины здесь очень много пьют… У некоторых на корабле появляется настоящее бешенство из‑за замкнутого пространства. Он разозлился на вас?

Юлия кивнула.

– Наверное, приревновал?

На это Юлия, всхлипывая, пожала плечами. Вильма вряд ли отнесется с пониманием к ее заботе о рабе, поэтому Юлия предпочла промолчать.

– Ах, деточка, мужчины иногда бывают очень трудными… и, может быть, ваш Карл… слишком беспокоится о вас? После истории с его первой женой… А теперь еще и эта женитьба.

Юлия насторожилась. Карл никогда не рассказывал ей о своей первой жене.

– Вильма, а что случилось с первой женой Карла?

Женщина удивленно посмотрела на нее:

– А разве он сам ничего вам об этом не говорил?

Юлия покачала головой:

– Только то, что она уже давно умерла… А о существовании своей дочери он сообщил мне только после свадьбы.

Взгляд Вильмы помрачнел.

– Ну, это не слишком вежливо с его стороны. Не знаю, хорошо ли то, что я вам сейчас расскажу, однако, думаю, вам надо об этом знать. Тогда в колонии ходило очень много слухов… Фелис, первая жена Карла Леевкена, была дочерью чиновника, занимавшего очень высокий пост, поэтому она была довольно известным человеком в городе. И все были крайне удивлены, когда она оставила городские развлечения и переселилась на плантацию. – Вильма издала короткий смешок. – Ну, это иногда случается с молодыми людьми. Так вот, некоторое время все шло хорошо. Когда у них родился первый ребенок, девочка, отец Фелис устроил большой бал. А потом Фелис якобы забеременела еще раз. Но теперь ее очень редко видели в городе и в доме ее родителей. – Вильма понизила голос. Ее глаза потемнели. – Одна знакомая рассказывала мне тогда, что Фелис очень сильно изменилась. Наверное, она погрузилась в меланхолию… Бедняжка.

Юлия внимательно слушала рассказ Вильмы. Она в очередной раз поняла, что совершенно ничего не знает о своем муже.

– К тому времени, когда должен был родиться ребенок… в общем, случилось нечто ужасное. – Вильма опустила глаза. – Говорят, что Фелис, скорее всего, не смогла справиться с одиночеством на плантации. Она страдала душевным заболеванием. Да, эта страна иногда готовит нам тяжкие испытания…

– И что с ней произошло, Вильма? – нетерпеливо спросила Юлия, хотя и не была уверена в том, что вообще хочет об этом знать.

Вильма отвернулась.

– Фелис покончила с собой, бросившись в реку, – в конце концов сказала она. – Это было ужасно! Ее нашли лишь несколько дней спустя. Ну и…

– А что произошло с ребенком? – Юлия чувствовала себя словно под наркозом. Какая трагедия там разыгралась?

– Ребенка не нашли. Никто не знает, родила ли Фелис, прежде чем совершить самоубийство, или забрала его с собой на тот свет… Никому не известно, что на самом деле случилось той ночью на плантации Розенбург. – Вильма вздохнула. – После этого отец Фелис устроил Карлу Леевкену нелегкую жизнь. Он считал, что это зять довел его дочь до самоубийства. С тех пор ваш Карл удалился от общества.

Юлия была потрясена. Какой ужас! Но, может быть, именно этим объяснялось поведение Карла. Может быть, он еще не смирился со своей потерей. В Нидерландах ему стало легче, но теперь, когда он возвращался на родину, его, видимо, снова начали мучить воспоминания. Юлия решила впредь относиться к мужу с бóльшим терпением. Может быть, его перепады настроения связаны с этой историей.

Юлия обняла Вильму.

– Я благодарна вам, Вильма, за то, что вы мне об этом рассказали. Может быть, это и вправду поможет мне несколько лучше понять Карла.

Женщина ободряюще пожала Юлии руку.

– Завтра, деточка, снова приходите на палубу. Не прячьтесь здесь внизу одна, это нехорошо.

С этими словами Вильма попрощалась.

Однако Юлии хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, под одно из одеял, и лучше всего – навсегда. Несмотря на объяснения и благие намерения, она испытывала страх. Страх перед Карлом. Ее еще никто никогда не бил.

Кири умирала от жажды. Ее губы пересохли и потрескались, и, кроме того, у нее в желудке урчало так громко, что этот звук почти заглушал тихий плеск воды. Пока лодка плыла по темной реке, ночь закончилась. А потом солнце нагрело тент. Однако мужчины не замечали присутствия Кири. Они продолжали работать веслами, направляя лодку вниз по реке. Пару раз они сворачивали в один из каналов, служивших водными путями, соединявшими всю страну, и говорили о том, что они будут делать в городе со своей вновь обретенной свободой.

Лишь поздно вечером они добрались до своей цели. Кири удивилась, что мужчины спокойно направляют лодку к оживленным водным путям, однако, похоже, они были уверены в том, что делают. И действительно, на них никто не обращал внимания, иначе их давно бы уже задержали. Лодка постепенно стала замедлять ход и, покачиваясь, приблизилась к одному из причалов, где и остановилась. Мужчины сразу же куда-то убежали.

Кири подождала еще некоторое время, но, не услышав ни звука, осторожно подняла тент и огляделась. По другую сторону причала она увидела дома, много домов. Неужели она попала прямо в Парамарибо, в столицу? Она еще никогда там не была, но других больших городов здесь, собственно говоря, не было.

Тело Кири одеревенело от долгого лежания. Девочка выбралась из своего укрытия и осторожно выглянула из‑за причала, чтобы рассмотреть находящуюся за ним улицу. Нигде не было видно ни одного человека. Насколько ей позволяли онемевшие ноги, Кири спешила найти укрытие в темноте между домами. Мысли вихрем проносились у нее в голове. Что же ей делать? Стала ли она теперь беглой рабыней? Кири знала, что угрожало сбежавшим рабам. Или же она стала свободной, потому что, собственно говоря, никогда не работала на плантации? В конце концов, она там не родилась и никто ее не покупал.