Видимо, вчерашняя ночная говорливость его закончилась, и он молчал. Его грозный меч лежал на расстеленном прямо на земле плаще, потемневший металл рукояти казался тусклым и синим. Птица тоже не произнесла ни слова. Рабы не заговаривают первыми с хозяевами, им вообще не положено говорить. Рабы должны работать.

Но Ог всю работу взял на себя. И воды принес, и хвороста натаскал. Теперь вот завтрак готовит. Что в таком случае делать девушке?

– Туман пришел с реки, – негромко сказал Ог, – это значит, что сегодня будет не так жарко.

Птица не знала, что ответить. Согласиться? Промолчать? Или вежливо произнести: «Как скажешь, господин Ог»? Хотя хозяин запретил называть его господином…

Давно уже девушка не чувствовала себя так неловко и глупо. С мамой Мабусой всегда все было ясно: были распоряжения, была работа. Она любила поговорить, рассказывать разные истории, поучить жизни. Отвечать ей не требовалось, нужно было делать свое дело. Дело всегда должно делаться – вот чему учила мама Мабуса.

А тут какое дело? Никакого дела не было. И неясно, как себя вести с новым хозяином.

Между тем, румяная, горячая лепешка испеклась и запахла так приятно, что Птица почувствовала, как резко заныл пустой желудок. Вдруг очень захотелось есть. Ничего удивительного, ведь солнце давно поднялось где-то там, за туманом. Давно уже наступило утро. Даже Травка, забыв о заманчивом белом молоке, повернулась, уставилась на сковородку и глупо открыла рот, точно надеясь, что еда попадет туда сама собой.

Хозяин ловко слепил новую лепешку, кинул ее на сковородку, после сказал:

– Птица, раздели лепешку на две части и помоги маленькой поесть. Справишься с работой?

– Да, Ог.

– Вот и давай, справляйся, – в голосе опять послышалась издевка.

Не понять нового хозяина. Совсем не понять.

Проснулся Еж, и первое время они завтракали молча. Ог приготовил лепешки, затем на той же сковородке обжарил кусочки сала. Сварил отвар из сушеных ягод вишни. Когда все поели, он велел Ежу сходить к ручью и наполнить фляги, а Птице – хорошенько приглядывать за Травкой. Сам же помыл посуду, погасил костер и собрал вещи в большой кожаный мешок, притороченный к седлу его лошади.

Теперь, при свете дня, девушка могла отлично рассмотреть трупы химаев, что так и остались лежать у жирной черты, вспарывающей землю кругом. Густая черная шерсть, круглые большие уши по бокам головы, длинный лохматый хвост. И сильные когтистые лапы, способные одним ударом разорвать грудную клетку человека. Птица глядела на них и чувствовала, как вновь поднимается в душе страх. А что, если бы Ог с этими тварями не справился? И стена, которую она возвела бы, не помогла? Тогда бы и их кости белели сейчас у подножия высоких валунов.

– Химаев вывели племена Северных охотников, что живут в древних подземных городах, – голос хозяина прозвучал совсем рядом.

Птица вздрогнула, оглянулась. Ог стоял у нее за спиной. Он не улыбался, и глаза его были серыми и жесткими.

– Химаи должны были охранять их племена от магов, от проклятых колдунов-стронгов, что жили рядом с ними. Но, как это часто водится, творение доставило немало хлопот своим создателям и очень скоро вышло из-под контроля. Химаи расплодились, разбрелись по земле и зажили своей собственной жизнью. Но магия их по-прежнему привлекает. Я говорю о темной магии. Кто-то из вас, дети, владеет ею, вот химаи и приходят по его душу.

– Это Травка, – хмуро сказал Еж, стоявший позади всех, – это из-за нее они всегда появляются.

Ог глянул на парня и ничего не ответил. Он вернулся к черной кобыле, взялся за вещевые мешки, загремел котелком, привязывая его к луке седла.

Теперь стало понятно, почему к ним приходили химаи. Вот, значит, в чем дело. И что это, интересно, за темная магия, которой обладает несчастная Травка? Это из-за нее Ог купил всех троих детей? А маленькая темноволосая девочка, между тем, сидела на земле и ритмично раскачивалась, точно жалела и развлекала сама себя. Больше-то качать ее было некому…

Наконец они двинулись в путь. Спустились к реке и ехали рядом с медленной водой.

Молоко тумана лениво уползло вверх, открыв неровные, покрытые высокой травой берега и грустные стволы ив. Река становилась все шире, вода в ней наливалась темно-зеленым цветом. Поднявшееся солнце застряло где-то в белесых облаках и скупо светило светлыми, едва просачивающимися нитями лучей. Одурманивающе пахли травы под копытами лошадей, теплой стеной поднимался неподвижный воздух. Казалось, что все замерло в этих местах или еще не успело отойти от ночного сна.

Травка, постоянно ерзающая в седле, иногда показывала пальцем на воду, видимо, замечая всплеск от рыбы или большой цветок кувшинки. Еж, сорвав себе длинный прут, то и дело сбивал им головки цветов и хлестал траву. Ог молчал. Как и вчера, его вороная скакала далеко впереди, а верные псы сопровождали детей.

Молчаливые псы, молчаливый хозяин. Унылый, однообразный путь. Длинный, теплый день. Хорошо, хоть жара немного спала, и уже не так липла к телу туника, и не так хотелось пить и спать.

Берега реки постепенно стали более скалистыми, порыжели. Высокие сосны сменились густым кустарником и низкими дикими абрикосами. Склоны холмов словно сжали медленные воды, нависли над ними недобрыми, строгими ликами без глаз и без улыбок. Обогнув выступающую скалу, река сделала излучину и за поворотом заволновалась, забурлила, как будто возмущалась тем, что русло стало узким и неровным.

– Я знаю эту скалу, – крикнул вдруг Еж и показал пальцем на три огромных каменных выступа, спускающихся прямо к воде на противоположном берегу, – это Порог надхегов, или Драконья голова! О ней много раз рассказывали караванщики. Дальше ходу нет, говорили они, дальше места Речных людей, и они в свои владения никого не пускают.

Три рыжих скалы действительно напоминали голову, шею и гребень дракона. Чуть вытянутый край передней скалы врезался в поток реки, и вода около него казалась мутной и беспокойной. Точно дракон пьет воду, мутит реку и втягивает в себя волны.

Травка дернулась, мотнула головой. Еще раз, и еще. Движения ее стали энергичными, сильными и какими-то злыми. Видимо, не нравилась ей скала и река. А может, чувствовала она что-то нехорошее, тревожное.

– Успокойся ты… – зашипела на нее Птица, – и без тебя страшно.

Обхватив малышку руками, девушка попробовала остановить это мотание головой, но Травка сама обмякла и так же, как вчера, без звука указала вперед. Птица перевела взгляд по направлению вытянутого указательного пальца ребенка и увидела, как из-за скалы Драконьей головы появилась группа людей.

Их было человек пятнадцать или чуть больше. Черные волосы незнакомцев были заплетены во множество косичек, убраны вверх и подколоты длинными острыми иглами. Их голые, вымазанные белой глиной тела прикрывали только узкие кожаные ремни и тканевые повязки. Впереди выступал шаман с накинутой на плечи шкурой и укрепленным на голове черепом зменграха (зменграх при жизни, видать, был мелкий, но его острые зубы выглядели устрашающе). У мужчины в руках был только длинный толстый шест. Остальные держали копья, а за их спинами висели луки и колчаны со стрелами.