Бездействовать здесь, в этом заточении, стало просто невыносимо! Когда меня в очередной раз швырнуло на пол, раздался треск – и я похолодела.

В разбитое окно каюты, швыряя мне в лицо осколки стекла, ударила ледяная волна. Я едва успела прикрыть руками голову.

Морская вода беспрепятственно хлынула в каюту, но тут корабль вновь взлетел на гребне волны, и вода ушла, оставляя после себя холодные лужи и жгуты бурых водорослей.

За окном бушевала стихия. Гроза была такой силы, что видимость практически исчезла. Черное небо, пронзаемое яркими молниями, черные волны, вздымающиеся к самому небу – и посреди этого безумства маленький кораблик с одной глупой эйриной на борту!

Вот вспыхнули сразу три, нет, четыре молнии! В их ярком свете я увидела, у подножия бизань-мачты небольшое столпотворение. Кто-то лез по вантам в сторону гафеля. Все паруса уже убрали, оставался только один, самый большой, но что-то случилось, и его никак не могли зарифить.

Корабль качнуло, он накренился, и я едва не закричала: тот, кто лез на мачту, сейчас висел вниз головой, запутавшись в вантах.

Еще рывок – и он исчез, смытый огромной волной, захлестнувшей корабль!

Последний парус не зарифили. Он болтался огромным черным полотнищем, и ветер мотал корабль из стороны в сторону, будто вредный ребенок, трясущий свою погремушку.

Бриг швырнуло на левый борт, он накренился, черпая воду. Не удержавшись на ногах, я покатилась по мокрому полу, ранясь об осколки стекла и острые углы. Над моей головой вместо потолка оказалась стена каюты. В разбитое окно хлынула ледяная вода.

Это был конец! Если корабль не выпрямится, мы все пойдем ко дну! Кто-то должен был залезть на бизань мачту и перерезать снасти, удерживающие парус. Но это было сродни самоубийству!

***

Всю жизнь прожив рядом с морем, я не могла представить себе и десятой доли того мужества, которое оно требует от своих детей. Стоять там, на верхней палубе, где хлещет ливень и бьют смертельные волны, из последних сил держаться за реи и ванты – и при этом знать, что любой миг может стать для тебя последним – и все равно, твердой рукой вести этот корабль вперед, туда, где над кромкой горизонта виден край голубого неба, туда, где кончается буря! Я могла лишь восхищаться этими отважными моряками, пусть они и были пиратами.

Я лежала в углу, практически распластавшись по стене, а окно каюты темнело над моей головой. Крен был градусов сорок, не меньше. Гигантские молнии пронзали черное небо.

Руки, изрезанные стеклом, странно защипало, будто кто плеснул на раны крепкий алкоголь. В свете молний я поднесла ладони к глазам и не сдержала изумленный вскрик: кровоточащие ранки затягивались прямо на глазах! Только вот кровь… моя кровь стала странного бурого цвета: такой получается, если в красную краску добавить синьку. И это золотистое сияние, оно то вспыхивало, то гасло, и я поняла, что его интенсивность зависит от степени моего волнения. Это плохо. Держать себя в руках я всегда не умела…

Оставаться в каюте становилось слишком опасно. Дверь закрыта, но окна не слишком высоко от палубы. Можно попробовать. Я поползла на коленях, нащупала при свете молний край оконной рамы. Завернула руку в мокрый плащ, выбила остатки стекла и ужом скользнула в пустоту.

Босые пятки с глухим стуком ударились о мокрую палубу. Не удержавшись, я упала на четвереньки. Замерла. Отдышалась. И быстро-быстро поползла вдоль фальшборта в сторону матросов, держась за натянутый трос. Я больше не могла оставаться одна, слишком сильным был страх смерти, слишком близко ее дыхание. Пусть будет, что будет, мне все равно, но уж лучше там, с пиратами, чем сходить с ума в запертой каюте!

Мужчины сновали по палубе, спеша исправить ущерб, наносимый бурей. Корабль заваливался на бок, оставшийся огромный косой парус не давал ему выпрямиться, а между тем, крен становился все больше и больше. Еще чуть-чуть – и из воды покажется киль. Если это случится, нас уже ничто не спасет.

Я машинально взглянула на мачты и обомлела. Кто-то лез на бизань с абордажной саблей в зубах. Я напрягла зрение. Внизу матросы рубили шкоты на гике кто чем мог. Отчаянный смельчак собирался срезать парус прямо с гафеля!

Вспыхнула молния. Осветила мужскую фигуру, ловко перемещавшуюся по вантам. Это был сам капитан! Мое сердце замерло, пропустив удар.

Он пират, убийца, преступник! Но я испугалась за его жизнь.

Казалось, сама стихия вступила в схватку с отчаянным безумцем. Штормовой ветер бил прямо в лицо, ледяные волны взлетали до самого клотика, а снасти трепались так, что мужская фигура, повисшая над бездной, то и дело ударялась о мачту. И все же, медленно, но упорно, капитан продолжал лезть вперед.

Я следила за ним, затаив дыхание. Мое сердце пропускало удар, стоило мужчине остановиться, и пускалось вскачь, когда он переползал на следующую выбленку, подбираясь все ближе к гафелю.

Наконец, капитан сумел достичь верхней шкаторины. Взяв саблю в левую руку, а правой держась за ванты, он потянулся, пытаясь перерезать оснастку. Изловчившись, перерубил крепления, и парус, будто огромную черную птицу, унесло ветром.

С натужным стоном бриг начал медленно выпрямляться. Такелаж, съехавший на левый борт, теперь неумолимо возвращался обратно, скользя по мокрой палубе.

Уцепившись за опускающийся фальшборт, я чувствовала себя, как на адских качелях. Сердце колотилось где-то под самым горлом, а взгляд не отрывался от того, кто только что спас наши жизни.

Но вдруг, мужская фигура на мачте развернулась, будто что-то почуяв, и меня прошил обжигающий жар. Капитан смотрел мне прямо в глаза! Холодно и равнодушно.

У меня внутри точно что-то оборвалось.

Этот человек был сумасшедшим! Отчаянным храбрецом, чье мужество граничило с безумством. Он не боялся смерти, смеялся буре в лицо и не ценил жизнь. Ни свою, ни чужую.

Я не могла двинуться с места, пока он спускался. Но вот Эйден спрыгнул вниз с высоты нескольких футов, и над палубой раздался его зычный, резкий голос, перекрывавший бурю.

Матросы бросились по местам, без размышлений и сомнений выполняя команды. Капитан в три прыжка достиг юта и принял штурвала у рулевого.

Я видела, как вздулись мышцы на руках Эйдена, когда он до отказа переложил руль влево и закрепил его. Бриг послушно развернулся к волне бортом.

Раздался крик, и все ринулись на левый борт, одна я осталась у правого, не понимая, что надо делать.

– Держитесь, маленькая даханни! – раздался над головой прокуренный голос, и чьи-то руки железным кольцом вжали меня в чужое, пахнущее солью и потом тело.

Я испуганно вскинула взгляд. Один из пиратов схватил меня поперек талии и теперь крепко удерживал, вцепившись другой рукой в трос, натянутый вдоль фальшборта. Что-то заставило меня оглянуться, и я задохнулась, открывая рот в немом крике.

Прямо на нас надвигалась гигантская волна. Впереди, в пронзаемой молниями тьме, поднимался огромный пенный гребень, концы которого терялись из виду. Он выплывал из бездны, ширился, рос, заполняя собою все небо, готовясь вот-вот обрушиться и погрести нас под тоннами воды!