chitay-knigi.com » Детективы » Сыграй мне смерть по нотам... - Светлана Гончаренко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 84
Перейти на страницу:

Врачи многозначительно переглядывались. Один из психиатров, поразмыслив, предположил, что больной хочет выразить свою последнюю волю. Другой сказал, что больной на волю просится. Третий заявил, что Сергей Николаевич впал в паранойю и, скорее всего, воображает себя в эту минуту катающимся в автомобиле «Вольво». Марина Петровна принимала эти мнения стоически, но в её глазах чернел ужас. Ирина вообще едва сознание не потеряла, когда услышала о прогулке в «Вольво». «Овощ, овощ!» — думала она с тоской.

Даша в это время сидела в соседней комнате. С неё взяли обещание не выглядывать, не шуметь, по возможности не шевелиться и уж ни в коем случае не подслушивать. Только как можно было не подслушивать? И не шевелиться ей было трудно. Ей хотелось кричать, петь и прыгать по дивану, звеня и стреляя его дряхлыми пружинами. «Нон вольо, нон вольо», — повторяла она, кусая рукав и зажмуривая глаза от восторга.

Наконец психиатры удалились, подтвердив несчастным родственникам Сергея Николаевича, что случай сложный, и это всё, что можно сказать с полной определённостью.

Даша затащила в свою комнату бабушку Марину Петровну и объявила: «Я поняла, что говорил папа этим врачам! Как ты могла не догадаться? Я бы им сказала то же самое, если бы они ко мне пристали. Так, как папа, и сказала бы: не хочу! Нон вольо!»*

* non voglio — не хочу (итал.)

С бабушкой Даша не то, чтобы ладила — они приспособились друг к другу. Полного мира быть не могло. Их отношения представляли собой, как шутила Марина Петровна, что-то вроде Долины гейзеров. То есть это было поле, вечно бурлящее, опасное, брызжущее кипятком, но иногда и обманчиво тихое, идиллическое, всё в меленьких дымящихся бурунчиках. Даша ценила мощь бабушкиной воли, авторитетность её мнений, отличную фортепьянную технику и впечатляющую наружность. Но покоряться она не собиралась. Марина Петровна со своей стороны никогда не оставляла попыток обломать строптивую и балованную девчонку, хотя в душе её одобряла. Да, сын был совсем не такой, вот почему он так никогда и не… В общем, бабушка и внучка друг друга вполне понимали, пусть и скандалили часто, яростно, «зуб за зуб», как выражалась та же Марина Петровна.

Открытие Даши насчёт речей Сергея Николаевича бабушка встретила в штыки. Но вскоре выяснилось, что Даша права — Сергей Николаевич действительно говорил по-итальянски!

— Ты когда-нибудь слышал, что есть такая болезнь — афазия? — неожиданно спросила Настя.

Самоваров даже понапрасну лоб морщить не стал — нет, ничего он не знал про эту хворь.

— Это, как я поняла, род потери памяти, — пояснила Настя. — Например, человек забывает родной язык и вообще все языки, какие знал, а помнит один — тот, который изучал последним. Поэтому Шелегин помнит только итальянский. Он ведь как раз до аварии учил его с Дашей. Он по-итальянски сказал врачам: «Не хочу!» А накануне, когда в окно смотрел, сказал по-итальянски «дождь»*. Даша потом и об этом догадалась. Представь, как

странно: он говорит по-итальянски, думает по-итальянски, даже, наверное, полагает, что живёт в Италии

* piove — идёт дождь (итал.)

— Ерунда какая! Ничуть у нас на Италию не похоже. Этого просто не может быть, — засомневался Самоваров. — «Тут помню, тут не помню», что ли? Я никогда ни о чём подобном не слышал. Только в кино подобные выкрутасы бывают.

— А вот те психиатры, которые сначала предполагали, что он параноик и на «Вольво» катается, подтвердили в один голос — афазия! Такой диагноз в конце концов и поставили. И велели больного потихонечку учить родному языку.

Учить Сергея Николаевича было особенно некому. Ирина страшилась Марины Петровны и мужа. Итальянский язык вызывал у неё брезгливость. Она и раньше старалась как можно меньше бывать дома, а тут как раз ей удалось бросить до смерти надоевшее фортепьяно и дворец бывших пионеров. Ирина устроилась администратором в филармонию. Тоже на первый взгляд не слишком хлебное место. Зато Ирина стала подрабатывать у наезжавших в Нетск разнокалиберных звёзд. Она организовывала для них то видеозапись, то отдых в берёзовой роще, то охоту на кабана. Почему-то такие сложные штуки неплохо у неё получались. В семье появились деньги, и роль главной добытчицы освободила Ирину от неприятных хлопот с морсами, ложечками и взбиванием подушек.

Ни Марина Петровна, ни Даша к обучению больного родному языку толком подступиться не умели. Поэтому они вооружились словарями, разговорниками и стали вести с Сергеем Николаевичем несложные беседы на языке Данте. Впрочем, до Данте всем троим было далеко — Сергей Николаевич начал всерьёз учить итальянский незадолго до аварии, а потому не успел освоить сколько-нибудь сложных понятий. Ввиду слабости больного было довольно и тех непродолжительных корявых бесед, какие сами собой получались.

Ещё Даша и Марина Петровна стали давать Сергею Николаевичу слушать музыку — включали магнитофон, сами играли. Он сразу узнавал любимое когда-то и слабо морщился от нелюбимого.

«Разве бывают такие овощи!» — говорила Марина Петровна Ирине, которая ёжилась при этих словах и не хотела верить в чудеса. «Он узнал Пуленка, как только бабушка играть начала, — вторила Марине Петровне Даша. — С первых звуков! Мама, я не вру. Он Пуленка узнал, как почти сразу после больницы узнал меня! Он начал улыбаться, помнишь?»

И вдруг среди этих маленьких радостей случилось большое несчастье — умерла Марина Петровна. Она совсем до того не болела, и её кончина оказалась внезапной и такой же гордой и опрятной, какой была она сама. Просто однажды утром она не проснулась: отказало сердце. Это был страшный удар для Даши, и не только потому, что она впервые увидела смерть, такую холодную, желтолицую и непонятную. Вдруг сразу выяснилось, что вся тяжёлая, не слишком уютная, но строго организованная жизнь семьи последние годы держалась на Марине Петровне. Её не стало, и всё пошло прахом, всё развалилось.

Было это полгода назад. Даша повзрослела в три дня. Ребёнок легко приспосабливается к любым, даже самым диким условиям, в каких живёт. Они кажутся ему единственно возможными, он их любит — и счастлив. А вот взрослый чаще всего тем, что есть, недоволен. Даша теперь тоже стала взрослой: она поняла, что их дом устроен плохо. Взрослые тайны и дела стали ей явны и неприятны.

Первым её открытием было то, что мать давно и безусловно влюблена в Андрея Андреевича Смирнова. Сама же Даша невзлюбила руководителя «Чистых ключей» ещё семь лет назад, когда недолго пела в знаменитом хоре. Тогдашние свои капризы она объясняла сейчас собственной проницательностью. Она наперёд знала, что Андрей Андреевич влезет в их семейную жизнь! Она вообще считала себя очень умной.

При Марине Петровне Смирнов числился другом семьи, даже скорее другом Марины Петровны. По её просьбе он то приглашал к Сергею Николаевичу именитых психотерапевтов, то привозил с гастролей немецкие медицинские книжки. Старая пианистка пыталась высмотреть в этих книжках, хотя бы среди комментариев, набранных мельчайшим шрифтом, какой-нибудь пропущенный врачами намёк на надежду. Андрей Андреевич знал, что надежды нет, но книжки возил исправно.

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 84
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности