Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3
Почти четыре года Славик был в этих местах монополистом и совсем отвык от здоровой конкуренции. Нет, конечно, открывались в округе и другие точки, но как-то так получалось, что довольно быстро прекращали свою деятельность.
Например, ребята с автостанции (маленькой, открывшейся пару лет назад совсем рядом), тоже решившие было примазаться к доходному бизнесу и даже получившие на это разрешение от кого следует, – с удивлением обнаружили, что народ к ним просто не идет. Они были чужие, а Славик свой, знавший все и всех. Знавший, кому можно смело выдать в тяжко-похмельный день аванс под будущие поставки металла; кто ценит больше всего вежливое обращение по имени-отчеству, не слишком глядя при этом на весы; а кто наоборот – никогда не придет вновь к обсчитавшему его хотя бы на рубль…
Ребята из техобслуживания поразмыслили и мудро решили заниматься своим прямым делом.
Были и другие, молодые и хваткие, пытавшиеся поднять закупочные цены, переманив таким образом клиентуру – их ларек пылал долго и весело, разбрасывая во все стороны снопы ярко-желтых искр. Но эти плохо разобрались, кто в районе главный, и заплатили за право на промысел совсем не тем людям…
Так все и шло, пока не появился Филя. Филя – это не имя, не сокращение от Филиппа или Филимона. Филя – старое школьное прозвище, от фамилии Филинов. Когда-то, теперь уже довольно давно (незаметно, год за годом, а вот и отпраздновали в прошлом июне двадцатилетие выпуска), они учились со Славиком в одном классе. Но друзьями отнюдь не были, скорее совсем наоборот.
И Славик подозревал, очень сильно подозревал, что именно эта давняя глухая вражда, перераставшая порой в жестокие подростковые драки и не забытая (по крайней мере, Славиком), сыграла не последнюю роль в решении Фили влезть в чужой бизнес. Может, и не первую роль, но и не последнюю, это точно.
Свою лавочку Филя открыл метрах в четырехстах, не больше, если смотреть по прямой. Но – за путями железки, в другом районе. А там все решали другие люди. Нельзя сказать, что Славик ничего не сделал – он тут же сообщил курирующему его точку бригадиру, что доходы и, следовательно, отчисления упадут резко и скоро – рядом объявился нечистый на руку конкурент, безбожно поднявший расценки… Клеветой это не было, Филя действительно работал поначалу практически по нулям, может, даже себе в убыток, надеясь отправить одним ударом Славика в нокаут…
Кончилось все обыденно: крутые парни из двух районов потолковали и решили, что солнце большое и места под ним хватит всем – не надо только борзеть и строить друг другу подлянки, а потому цены надлежит держать одинаковые и повышать одновременно.
Бывшие одноклассники скрепили третейское решение рукопожатием, криво улыбаясь и глядя в сторону, и теперь сидели каждый на своей стороне границы, поминутно ожидая какой-нибудь пакости от соперника и исподволь, без явного нарушения конвенции, переманивая разными хитрыми приемами клиентуру…
Знание контингента не помогало так, как в исторической борьбе с автостанцией – Филя был местный и тоже знал тут всех, ничуть не хуже Славика. В те времена, когда Славик занимался макулатурой и макулатурными книжками, его нынешний соперник сидел «на хрустале», делая карьеру в пункте приема стеклотары.
И вот теперь этот гаденыш Филя наверняка придумал что-то хитрое и гнусное с алюминием…
4
Раздумывая, какую очередную каверзу мог изобрести паразит Филя, Славик чуть не забыл про торчащую из багажника штуку – вернулся от двери подъезда, достал пентаграмму, запер багажник и кряхтя взвалил приобретение на плечо…
«Скажу Светке, что антикварная вещь… что это… ну-у… рама для модернового зеркала, вот это что… она, дура, любит всякие такие прибамбасы…»
Но объясняться в дверях с супругой не пришлось, она увлеченно смотрела какой-то свой сериал (по его мнению, необычайно гадостный). Славик недоуменно глянул на часы и аж присвистнул от удивления.
Вот это да! Накрылось «Поле чудес»… Где же он умудрился потерять целый час, неужели так долго возился со штукой?..
Он пронес пентаграмму в дальнюю комнату, считавшуюся, довольно условно конечно, «его». Осторожно положил на ковер, решив пристроить куда-нибудь после ужина, чтоб не мозолила глаза и не попадала под ноги.
За одиноким ужином он опять размышлял о кознях конкурента; потом поплелся к телевизору – сериал, к счастью, вроде заканчивался; потом набежали отпрыски со своими наиважнейшими проблемами – Светка, лежа на диване перед телевизором, только ехидно на него поглядывала: мол, я целый день занималась твоими детьми, давай и ты поисполняй родительские обязанности…
Короче говоря, про хреновину Славик вспомнил, только отправившись спать в свою комнату (уже пять лет, после рождения Лешки, у них были разные спальни и ночные визиты Светки становились все реже; впрочем, ни ее, ни его этот факт ничуть не расстраивал).
Пентаграмма лежала, раскинувшись на ковре во всю ширь, и Славику показалось, что блестит она сильнее, чем раньше. Но это, скорее всего, был лишь эффект освещения, люстра светила куда как ярче, чем тусклая лампочка без абажура в вагончике. И вдруг он вспомнил, где и когда видел точно такую пентаграмму – воспоминание всплыло именно сейчас, когда она лежала горизонтально и под ногами.
Ну, точно, так и есть… Тот же размер, только та была деревянная… И форма точно та же… правильный пятиугольник… Абсолютно правильный… Симметричный…
5
Это случилось в Баболовском парке – в самом удаленном, заросшем и заброшенном из царскосельских парков. После разрушившей тут все до основания войны в первую очередь восстановили известные на весь мир дворцовые ансамбли и, соответственно, окружавшие их парки. А Баболовский дворец до сих пор лежал в руинах, и парк – огромный, в две с лишним сотни гектаров, – постепенно превращался просто в дикий лес. Ну, может, в лесопарк – в лес, пересеченный геометрически правильными линиями дорожек… Причем дальняя, примыкавшая к дачному поселку Александровская, часть парка была самой дикой и заросшей. А в поселке отдыхали каждое лето дети Славика от первого брака.
Они и вытащили в один прекрасный августовский день приехавшего к ним Славика в парк за грибами. Грибов он не нашел, да и вообще не слишком любил это занятие. Зато обнаружил очень любопытное местечко.
На крохотной укромной полянке был выложен из ровненьких березовых, с руку толщиной, полешек точно такой пятиугольник. Рядом остатки небольшого костерка. Но самое интересное было в самом центре пентагонона – там лежала небольшая, с куклу Барби, фигурка. Из розового воска? стеарина? – Славик не слишком знал, чем они различаются. Фигурка была грубо вылепленная, черты лица схематичные. Но мужская, в этом не было никаких сомнений – первичный признак гордо целился в проплывающие по небу игриво-белые облачка.
«Вот так, – подумал Славик, – вот так оно и бывает… Выходишь воскресным днем поискать грибов с чадами и находишь неизвестно что… Кто-то ведь сидел тут ночью – а зачем иначе костер? – и занимался самой натуральной черной магией… Наверняка в полночь, самое подходящее время для таких темных игр… Но кто?.. Подростки, ворожащие над фигуркой нелюбимого учителя?.. Глупые, начитавшиеся дурных книжек детишки, для которых это просто очередная веселая хохма?.. Или кто-то, знающий, что он делает, и верящий в действенность всего этого?»