— … Джонсон хотел сказать, что сравнения бесполезны. Когда я стал сравнивать свою ревность с пламенем, пожирающим меня изнутри, он заговорил про ацтеков. Этот человек, умирающий от СПИДа, учил, что между ощущением как от ожога и реальным ожогом огромная разница. Это были последние слова, которые я слышал от него. Простая вещь, если подумать, но мало кто обращает на это внимание: невозможно сравнивать собственное положение и положение пленника, приговоренного к мучительной казни. Джонсон хотел заставить меня это понять. Я думаю, что его воображение ограничивала нестерпимая боль и он вообще плохо представлял себе истинную природу этой человеческой способности. В ближайшее время я собираюсь на Кубу и дня три четыре проведу в Мексике. Хочу взглянуть на эти самые башни из человеческих черепов. Это не сентиментальное путешествие, так как я не испытываю никаких особенных чувств по отношению к Джонсону. Просто мне хочется сравнить свои впечатления от его рассказов с тем, что там на самом деле. И очень возможно, мне не удастся представить себе этих несчастных казненных, поскольку не смогу чувствовать то же, что и Джонсон, мне не надо бороться с ужасной болью, такой сильной, что из-за нее трудно провести границу между своим телом и окружающей действительностью. Да, по большому счету я и не создан для подобных путешествий, мне нужно что-нибудь вроде бассейна, шампанского, девушек в бикини, ресторана над морем, шоколадного мусса, десяти граммов кокаина — о да, вот это все мое! Тут уж ничего не поделаешь! Тем более благодаря Рейко мне удалось избежать ловушки, в которую я чуть было не попал. В конце концов, с Рейко окончился некий период в моей жизни. Я еще не нашел нужных слов, чтобы правильно выразить то, что это означает. Границу? Тогда прежде всего физическую, так как за некоторыми границами ваше тело теряет способность испытывать чувство наслаждения. Должно быть, я первый, кто додумался до такой штуки! Ангелоподобная Рейко всегда продолжает гнуть свое как ни в чем не бывало. Она актриса… Актриса. Ну и ладно. У меня нет особого желания уезжать, выбирать новое «направление». Ненавижу это слово, оно выражает прямо противоположное тому, что должно выражать. Я бы изъяснился несколько высокопарно: направление — это всего-навсего этап. До Кубы я был в Бразилии на карнавале. На карнавале в Рио, который превратился в нескончаемый аттракцион для туристов, где вы можете встретить самых отчаянных людей, что, впрочем, не имеет никакого значения. Ибо реальность заключается в самом прохождении танцоров и танцовщиц. Где они идут, куда они направляются — не в этом дело. Смысл карнавала в самом их движении, и именно это я и люблю. Куда двигался я сам? Я научился этому у Рейко. Если бы я умел передать это словами, думаю, смог бы справиться со своей меланхолией и освободиться от нее.

Окончив свою исповедь, Язаки внимательно посмотрел на меня. Его открытый взгляд выражал уверенность. Он спрашивал меня. Я сразу вспомнила мое первое впечатление при знакомстве. Этот человек сконцентрировал в своем взгляде всю страсть, на которую только был способен… Я уже собиралась выключить диктофон, как Язаки заговорил, не меняя выражения лица:

Могу ли я надеяться, что вы поедете со мной на Кубу? Как? Что вы говорите? Почему вы меня просите об этом? Нет, я ничего ему не ответила. Он предложил это совершенно

непринужденно, так, словно об этом должна мечтать каждая женщина. Я кивнула ему два раза, как будто бы решение было уже принято.

Самолет на Канкун вылетает рано утром.

Я дала ему номер моего телефона и быстро вышла из комнаты. Если бы меня спросили, как я сейчас оцениваю свое состояние, я бы ответила, что это похоже на пенку на поверхности остывшего кофе.

* * *

Каждое утро я прихожу на работу в офис на углу Пятой авеню и Бродвея. В агентстве числится десять человек, связанные главным образом с журналами, FMрадиостанциями и японскими продюсерскими центрами, для которых они пишут статьи и поставляют разного рода информацию. Японцев в штате у нас только двое. Хозяина зовут Митчелл, он выпускник Колорадского университета, где изучал японскую литературу. Ему было двадцать пять, когда он начал свой бизнес. Сначала он поставлял для японских СМИ различную информацию о бродвейских театральных постановках, о независимом кино, рок-музыке, клубах, ресторанах и, разумеется, о проституции. Также он разработал множество проектов для туроператора в Токио, который отвечал за молодых американцев. Вскоре ему позволили нанять себе штат служащих. Он имел контакты с японскими кинокомпаниями и стал заниматься съемками коммерческих лент недалеко от Нью-Йорка, а также при помощи посредников работал с прибывшими в Нью-Йорк журналистами, фотографами и операторами. Американских газетчиков ОН снабжал информацией о Японии и японцах. Именно в этом агентстве мне предложили взять интервью у Язаки.

Я проводила здесь большую часть своего времени, примерно I девяти часов утра и до вечера.

Я поднимаюсь с постели в семь. Иногда бегаю в Греймерси-парке. Эту привычку я приобрела по совету одного моего знакомого медика, который рекомендовал занятия спортом вследствие пониженного артериального давления. Как оказалось, для достижения каких-нибудь результатов бегать нужно ежедневно. Вне зависимости от того, бегаю или нет, каждое утро я принимаю горячий душ и пью грейпфрутовый сок, который покупаю в «Дели», что недалеко от дома. Пластиковая бутылка с соком прилетела самолетом прямо с юга Флориды. Я перебрасываюсь парой слов с продавцом-индийцем насчет ядерной энергетики или проблемы исчезновения лесов и отбываю на работу. Обычно немалую часть пути я проделываю пешком, за исключением критических дней и плохой погоды. Хорошо шагать по улицам этого города. Я уверена, что большинство людей, работающих в деловой части Манхэттена, думает так же. Я никогда не работала в другом городе. Может быть, это и неверно, но, полагаю, что в Токио, Лондоне или Париже вряд ли испытываешь такое же удовольствие от прогулки. Вероятно, это ощущение рождается из-за какой-то особенной ненавязчивости городской среды, из-за почти детской поспешности и смешения самых разнообразных людей. Чтобы дойти до офиса, мне достаточно двадцати минут спокойным шагом. Все приходят сюда пешком и в первую очередь спешат выпить кофе или чаю. В холодильнике есть также минералка, газировка и фрукты. После работы можно выпить и пива «Роллинг Рок» и «Сэмюэль Адамс». Так как раньше наш этаж занимало архитектурное бюро, стены и полы выкрашены в очень яркие тона — оранжевый и светло-серый. Здесь царит обстановка невообразимого бардака, что как-то не вяжется с представлением об организации, занимающейся такого рода деятельностью. Все это напоминает уменьшенный макет центра города с небоскребами из книг, документов, фотографий и разных бумаг, наползающих друг на друга, где иногда в чудом сохранившемся свободным уголке можно натолкнуться на человека, скрючившегося над своим ноутбуком.

В полдень мы с коллегами обедаем — в офис доставляются суси, лазанья или бутерброды с индейкой. Мой день проходит за написанием небольшой статьи, которая будет затем отослана в Японию, в переводах на английский кое-каких текстов из японских журналов и ежедневников или в планировании новой работы. Вечером, если я еду к себе, готовлю спагетти. Иногда, правда, приходится ужинать в ресторанах с сотрудниками или с моим бойфрендом…