– Нет.

– Почему?

– Послушай, сестренка, я предпочту поспать, чем провести весь день с этими тоскливыми старыми пердунами.

– Но мы можем сделать так, что на этот раз все будет по-другому. Мы действительно можем задать им перцу!

– По-моему, это просто потеря времени. Потратить целый день на такую тоску! Это почти что оскорбление хороших наркотиков – закатить себе дозу, а потом сидеть с этими кошмарными стариками.

– Именно потому, что мы никогда не приходим на собрания, эти кошмарные старики и делают, что им вздумается. Из-за этого и наши развлечения такие нудные.

– Дорогая сестренка! Да ты никак вспомнила о своих гражданских обязанностях!

Глаза А.А. Катто вспыхнули гневом:

– Не говори гадостей.

– А однако, вполне похоже на то. Никогда не предполагал услышать от своей дорогой сестренки, что она хочет идти на собрание директората. Может быть, ты просто стареешь?

– Ты можешь сильно оскорбить, если постараешься.

– Замечания подобного рода вряд ли убедят меня пойти с тобой.

– Так ты идешь или нет?

– Я подумаю. Ты еще не пыталась подкупить меня.

– А чего ты хочешь?

– Не знаю. У тебя слишком мало таких вещей, которых мне бы хотелось.

А. А. Катто дернула ртом:

– Четыре часа назад ты говорил совсем другое, братец!

– Я просто пытался быть с тобой любезным, милая сестренка!

– Так попытайся еще раз.

– Ты обещаешь, что придешь ко мне домой и позволишь мне целый час обращаться с тобой жестоким и нетрадиционным способом, если это собрание окажется настолько занудным и отвратительным, как я предполагаю?

А. А. Катто ответила быстрым кивком.

– Да, да, все, что угодно. Только скажи, что придешь!

– Я приду.

– Чудесно! Увидимся в десять ноль ноль у дверей Зала Правления.

Вальдо скривился.

– О боже, сестренка, только не говори, что ты хочешь еще и быть пунктуальной!

– Ох, прости. Пусть будет десять сорок пять.

– Так несколько лучше.

– Спасибо, братец. Ты не будешь разочарован.

Вальдо зевнул:

– Все что угодно, лишь бы моя маленькая сестренка не скучала!

Волной живого мяса Ширик высыпали из окопов и траншей и с воем устремились к укреплениям Харода. Враг немедленно открыл сокрушительный огонь. Убитые Ширик падали один поверх другого; одни валились на землю, как снопы, другие, упав, принимались кататься по земле, рыча и хватая руками свои раны. Несмотря на то, что они погибали сотнями, постоянно прибывали все новые и новые, карабкаясь через тела, чтобы добраться до противника.

Одной небольшой группе наконец удалось пересечь ничейную полосу и добраться до вражеских траншей. Сделав залп из своих однозарядных ружей, стрелявших разномастными кусками металла, они накинулись на оставшихся в живых защитников траншеи, раздавая удары, пинаясь и кусаясь. Их быстро перестреляли, но в линии защиты хародинов образовалась брешь, в которую тут же хлынули новые Ширик. В узкой щели траншеи завязалось кровавое побоище.

Билли утер с лица пот. Это было их первое испытание в деле. Пять дней они торчали в блиндаже, и вот вместе с двумя другими машинами их отправили прикрывать наступление Ширик.

Он взглянул еще раз. Из передней траншеи выпрыгнула горстка хародинов, пытаясь спастись бегством. Не успели они пробежать и нескольких ярдов, как их скосил ливень металлолома из ружей Ширик. Беглецы внешне ничем не отличались от наемников. Дак был совершенно прав, говоря, что это совершенно обычные люди.

Человек Дождя на водительском сиденье хмыкнул:

– Похоже, скоро нам придется трогаться с места.

Билли немного развернул башенку, чтобы поглядеть на остальные две боевые машины. И в самом деле, из башенного люка головной машины высунулся красный флажок. Билли перевел взгляд на Человека Дождя.

– Ты прав, трогай!

Человек Дождя переключил зажигание, и машина поползла вперед, чтобы встать в ряд с остальными двумя. Облизнув сухие губы, Билли кинул взгляд на Рива, который был наготове, чтобы сразу же прийти на помощь, если с кем-нибудь из остальных что-нибудь произойдет. Билли напряженно усмехнулся ему:

– Так-то, парень!

Рив покачал головой:

– И какая только нелегкая нас сюда занесла?

– Не спрашивай, брат. Даже не спрашивай!

Боевые машины пересекли траншеи Ширик и двинулись через ничейную полосу к большой бреши, которую человекообезьяны пробили в защите хародинов. Колеса с хрустом вгрызались в густо наваленные тела Ширик, вминая их в пыль. Билли изо всех сил боролся с тошнотой. Он сделал несколько выстрелов по секции траншеи впереди, но, увидев, что она уже находится в руках Ширик, прекратил огонь. По всей видимости, здесь для них уже не осталось дела.

Хародский пулемет открыл по ним огонь из отдельной стрелковой ячейки, и по броне защелкали пули. Билли развернул огнемет. Уже стреляя, он увидел, что пулемет обслуживали двое обтрепанных бородатых мужчин в грязных синих мундирах. Когда к ним метнулся язык огня, на их лицах промелькнуло удивленное выражение. Такое же удивление Билли видел на лице человека, которого он застрелил в Псодухе. В следующее мгновение пламя охватило их, и они превратились в пылающие факелы, в которых уже не было ничего человеческого. Машина нырнула в передовую вражескую траншею, и Билли потерял их из виду. Его живот скрутило, но он умудрился сдержать тошноту.

Их машины остановились сразу же за хародской передней траншеей и заняли оборонительную позицию. Ширик добивали последних защитников. После того, как траншея была очищена от неприятеля, их задачей было охранять ее на случай возможной контратаки, в то время как саперы-Урук восстанавливали вновь отбитые укрепления.

Контратаки так и не случилось, и когда спустилась ночь, наемники вылезли из своих машин и устроили временный лагерь. Недавняя схватка была слишком свежа в памяти Билли, чтобы позволить ему спокойно сидеть и расслабляться с остальными командами. Он побрел по траншее и вскоре наткнулся на группу Ширик, сгрудившихся возле небольшого костерка. Не подходя к ним, он остановился поодаль, наблюдая и слушая их отрывистый, рыкающий разговор. Ширик, по-видимому, только что выдали свежее мясо, возможно, в качестве награды за победу. Они шумно сопели и урчали, обгладывая здоровенные кости.

– Драка, а? Драка?

– Драка ничего. Драка ничего.

– Всех положили, а?

– Слушай…

– Э?

– Слушай… Я дерусь!