Не рассказал и о событиях в пещерах в глуши испанских гор.

Поступи он иначе, орда доминиканцев и прочих цепных псов уже сорвалась бы в путь, чтобы допросить всех, кто имел отношение к происшедшему. А что последовало бы за этим – фон Фрайзинг прекрасно знал. Однажды он уже совершил ошибку, рассказав в этом зале слишком много. И повторять ее не собирался.

Вкратце изложив ход своих странствий, иезуит почувствовал, как разочарован епископ. И он знал, что последует дальше: подробное описание всех событий, которое затянется до поздней ночи. В лучшем случае.

Константин невозмутимо продолжал и прерывался, только когда усердные служки приносили вино и воду или меняли выгоревшие свечи.

Старейшины орденов старались подмечать важные факты или делали вид, что подмечают, что-то записывали и время от времени ввязывались в теологические диспуты. Только брат Бернард хранил молчание и ловил каждое слово, произнесенное иезуитом.

День стремительно угасал, и в окнах домов зажигались огни. Если перед каким-то домом имелся уличный фонарь, хозяева выходили и зажигали масляные лампы, и улицы озарялись светом.

Элизабет была измотана – события прошедшего дня отняли у нее последние силы. Она поглядывала краем глаза на Иоганна и видела, что и он устал не меньше. Сколько времени прошло с тех пор, как они покинули деревню? Казалось, миновали целые годы, и само путешествие проходило как во сне: Буркхарт и паломники, схватка на Чертовом мосту, поддельщик, повешенный на городской стене, и вот теперь Вена, громадная, восхитительная и пугающая одновременно…

– Пришли, – неожиданно сообщил Лист.

Элизабет вздрогнула – должно быть, она задремала на ходу.

– Как спалось? – спросил Иоганн с улыбкой.

– Я не…

– Знаю-знаю.

Он взял ее за руку и повел через площадь, где возвышалась недостроенная церковь, обставленная строительными лесами. Напротив нее находился трактир, и изнутри доносились музыка и смех. Над входом покачивалась деревянная вывеска с красной витиеватой надписью – «У улитки».

– Что ж… – произнес Лист и направился к двери. Элизабет последовала за ним.

* * *

Их окутывали клубы дыма, и в первый миг пелена казалась непроницаемой. С огромным трудом Иоганн отыскал взглядом свободный стол. Они сели.

Сразу навалилась усталость. Только теперь они по-настоящему осознали, что целый день провели на ногах, и передышка казалась благословением.

Элизабет рассматривала гостей в зале: бюргеры и ремесленники, рабочие, учителя и церковные служители, поденщики и прочий люд – все мирно сидели за общими столами, пили вместе, играли в карты и курили. Настроение царило самое непринужденное. Два музыканта развлекали публику звуками флейты и скрипки.

Элизабет сняла жилет и снова огляделась.

– И как мы ее узнаем?

В этот момент к ним подошла одна из служанок. Пруссак ничуть не преувеличил, подумал Иоганн. Грудь ее, казалось, вот-вот выпрыгнет из тесного корсажа. Длинные темные волосы падали на плечи, и только редкие морщины на лице выдавали, что ей около сорока лет. Женщина с грохотом поставила на стол три пустые кружки, которые несла в руках.

– Что желаете? – спросила она бойко, с легким баварским выговором.

– Ты – Йозефа Крамер?

Прямота Иоганна привела служанку в замешательство.

– А кто спрашивает?

– Мы – друзья твоего мужа, и он отправил нас сюда, – сказала Элизабет.

– Вот как? Кто угодно может заявиться и назваться его другом… Повыспрашивайте где-нибудь в другом месте!

Она вновь подхватила кружки.

– Не очень-то любезно для баварской улитки! – с задором ответил Иоганн.

Служанка замерла, а у Элизабет от неожиданности отвисла челюсть. Женщина наклонилась к Иоганну.

– А ты не прочь ляпнуть что-нибудь поглупее? – Она громко рассмеялась. Элизабет уже ничего не понимала.

Лист рассмеялся в ответ.

– Это наш конек! Ничего другого не придумал.

– Порядок, – Йозефа присела за их стол. – И кто же вы такие?

– Это Элизабет. А я Иоганн. Мы с Пруссаком…

– Тот самый Иоганн, товарищ Хайнца? Он мне столько про тебя рассказывал… Вот уж не думала, что увижу тебя когда-нибудь!

Йозефа крепко поцеловала его в щеку и прижала к себе.

– Мы тоже рады, – ответил Лист, порядком растерянный.

Элизабет бросила на него ревнивый взгляд.

Йозефа выпустила его, лицо у нее сияло от радости.

– Я подсяду к вам, когда народу поменьше останется. Вы голодны? Есть хотите?

Элизабет раскрыла рот, но служанка не дала ей ответить.

– Конечно, вы голодны. Жаркое я бы вам сегодня не советовала, оно… – Йозефа сделала паузу. – Да вам лучше не знать. А вот свиные ножки вполне себе. С хлебом и пивом? Сейчас принесу.

Она вскочила и поспешила за угощением.

– Старый пьянчуга, и нашел себе такую развеселую девицу… Подумать только! – одобрительно произнес Иоганн.

– Ну, не такая уж она и развеселая, – в голосе Элизабет сквозило раздражение.

Лист поцеловал ее в лоб.

– Брось. Ты знаешь, что я имел в виду.

В ту же секунду вернулась Йозефа и поставила перед ними две кружки пива.

– Приятного отдыха.

Она отошла к соседнему столу. Иоганн поднял свою кружку.

– За нас, – и пододвинулся к Элизабет. – Я люблю тебя, ты ведь знаешь, – сказал он тихо.

Девушка кивнула.

– И я тебя.

И все-таки Элизабет чувствовала себя неуютно. Должно быть, с дороги она выглядела ужасно, и присутствие такой красивой и жизнерадостной женщины, как Йозефа, не добавляло ей уверенности. Она подняла кружку.

С первого глотка Иоганн ощутил, как горло обдало холодом. Он закрыл глаза, и прохлада разошлась по всему телу; хмельная горечь приятно вязала нёбо. Он с наслаждением вытер пену с губ и на какой-то миг стал похож на ребенка перед рождественской елью.

– По-моему, здесь не так уж плохо, – сказал Лист с улыбкой.

* * *

Йозефа не обманула – еда была превосходная: копченые свиные ножки, щедро натертые чесноком и майораном, и пышный хлеб с хрустящей корочкой. Наконец они утолили голод, и Иоганн запил съеденное пивом. Впервые за несколько недель он сумел по-настоящему расслабиться.

Лист посмотрел на Элизабет: она ела с завидным аппетитом. «Порой жизнь оборачивается к лучшему», – подумал он. После долгих лет в бегах у него появилась женщина, будущее и…

Ну, и что же ты забыл в этом городе?