– Прекрати! Ты обо всем догадывалась. Не смей отрицать! Просто я хочу, чтобы ты услышала это от меня и держала язык за зубами при старшем лейтенанте. О, а вот, кажется, и он.

Сергей Николаевич ткнул пальцем в сторону окна. У калитки остановилась легковая машина. На улицу со стороны водителя выбрался парень, высокий, поджарый, в куртке с капюшоном и темных джинсах. Он сверил адрес с табличкой на калитке и позвонил в звонок под пластиковым козырьком.

– Иди открой, – погнала его Алена и буркнула в спину: – И уж, конечно, я не стану ничего рассказывать о твоем кобелировании в прошлом. Как тебе вообще такое пришло в голову? Иди, Сережа, открывай!

До калитки идти не пришлось. Старший лейтенант Воронин сам дотянулся до щеколды, открыл ее и направился к дому. Огнев ждал его на крыльце под навесом. Они поздоровались, представились друг другу. Огнев пригласил гостя в дом, но на пороге коридора, взяв из его рук куртку, попросил разуться.

– Паркет, товарищ старший лейтенант. – Он смущенно улыбнулся парню. – Старинный. Дорогой. Мы его бережем.

Алена выглянула из крохотной комнатки с камином – они называли ее гостиной, – жестом пригласила туда и сразу усадила Воронина на диван, укрытый меховым пледом. Сама она устроилась у камина с вязанием. Сергей Николаевич сел на стул у окна возле маленького кофейного столика.

– Уютно… – задумчиво произнес Воронин, уставившись на языки пламени. – Вы все время живете на даче?

– Да. Почти не выезжаем. Либо по очереди по хозяйственным делам, – ответил Огнев, потому что Алена сидела, плотно сжав губы.

– Понятно… – Старший лейтенант полез в задний карман джинсов и достал маленький блокнотик и авторучку, размером с мизинец. – Как я уже говорил ранее вашей супруге, я хотел бы поговорить с вами о бывших соседях.

– О которых? – прикинулся непонимающим Огнев. – У нас четыре квартиры на лестничной клетке.

– Об Артюховых. Помните таких?

Алена метнула в сторону мужа полыхающий гневом взгляд.

– Да, помним. Но их давно нет в живых. Илья, сын соседки, умер несколько лет назад. А его мать – еще раньше от онкологии.

– А Илья отчего умер?

– От передозировки наркотиками. Так говорили участковый и следователь, который вел проверку.

– Они с вами говорили?

– Они со всеми соседями говорили. Мы были в числе тех, кто ничем не смог помочь. На тот момент Илья абсолютно деградировал, и общения с ним избегали все.

– Вы не могли бы точно вспомнить, когда он умер? – зачем-то спросил старший лейтенант.

Супруги удивленно переглянулись. Знает же наверняка, зачем спрашивает? Подвох готовит?

– Лет пять или шесть назад, не могу сказать точнее, – ответил Огнев.

– Пять с половиной лет назад, – удовлетворенно поддакнул Воронин. – А его мать?

– Его мать умерла семь лет назад, – ледяным голосом ответила Алена, опередив мужа.

– Полтора года он прожил без нее, – задумался Воронин и принялся покусывать кончик авторучки. – Сколько ему было на тот момент? Кажется, шестнадцать?

Супруги промолчали, не понимая, куда он клонит.

– Как мог шестнадцатилетний подросток без опеки жить полтора года? Тем более такой проблемный?

– Ах, вот вы о чем! – Алена с облегчением выдохнула и отложила вязание. – Он не один жил. Как только Елизаветы не стало, приехали какие-то ее родственники и оформили опеку над Ильей. Но, как видите, помогло мало.

– Что за родственники? – Воронин поочередно глянул на супругов Огневых. – Вы поддерживали с ними соседские отношения или только «здрасте» и «до свидания»?

– Именно так: «здрасте» и «до свидания». – Огнев покачал головой. – Супруга права: помогла эта опека мало. Если до этого Илья еще как-то старался жить, то с их появлением окончательно съехал с катушек.

– Назло?

– Может, и так. Мы к нему в душу не лезли.

– Почему?

– Он не пускал, – нехотя признался Огнев, избегая смотреть жене в глаза. – Я пытался с ним говорить. Он смеялся мне в лицо и посылал, куда подальше.

– Ага… – Воронин закрыл свой малюсенький блокнотик и убрал его в карман джинсов. – Другими словами: с приездом родственников Илья окончательно утратил тормоза?

– Да. – Алена встала и подошла к мужу, положив руки ему на плечи. – Хотя они были неплохими людьми. Общественники, на субботниках – первые. Добивались в управляющей компании всяких привилегий для жильцов подъезда. К ним люди шли за помощью, как к депутатам.

– А вы почему не общались с ними? – удивился Воронин.

– Так вышло. – Она слегка сдавила мужу плечо. – Из-за Ильи. Они всем помогали, а ему не смогли. Это… Это нам не очень нравилось.

– Потом он умирает. Они вступают в права собственности, продают квартиру и уезжают. Так?

– Так. Завещания не нашлось, – покивал Сергей Николаевич. – А вы почему снова вспомнили об этом деле? Ильи давно нет.

– Зато жив его закадычный дружок – Олег Селиванов. И по моим сведениям, он недавно развязал.

– В смысле – развязал? – наморщила лоб Алена.

– Это значит, дорогая, что он снова принялся за старое – начал принимать наркотики. Я прав?

– Да… – Старший лейтенант Воронин встал с удобного дивана и шагнул к двери. – Он уже вытащил из дома все ценное и продал. В квартире голые стены и матрас на полу.

– Ужас! – воскликнула Алена. – Да… Дай бог детей, да нормальных!

– Бедная мать, – поддакнул ей Сергей Николаевич. – Анна так радовалась, что Олег вылечился. Столько лет прошло, и он за старое! Ужас.

– Ужас. – Воронин закатил глаза и покивал. – Теперь он снова колется, и ему нужны деньги. Отчаянно нужны. По нашим сведениям, он должен за наркотики огромную сумму. На вашем месте я бы чаще проверял свою городскую квартиру. Мало ли…

– Боюсь, что ничем не могу вам помочь, – проговорила она с явным облегчением и якобы виновато улыбнулась.

– В каком смысле?

У Горелова отнялась нижняя половина лица – с такой силой он стиснул зубы, чтобы ненароком не заорать на глупую бабу, сидевшую перед ним в ужасной красной кофте и шелушившую арахис прямо на стол.

– Понимаете, наших точно в таких одеждах не было, – проговорила она, забрасывая сразу три орешка в рот. – Никто не работал тридцать первого декабря по тому адресу.

– В смысле – никто?

Он понимал, что тупеет от разочарования и от нежелания этой тетки помогать ему. Тупеет и задает ужасные вопросы. Он – майор полиции – не может собраться и начать ее допрашивать, а не слушать весь этот вздор под скрип ломающейся арахисовой скорлупы.

– Тридцать первого декабря в том микрорайоне у нас работало сразу три пары.