копировальными машинами. Там трудились хорошие мастера. Не случайно уже в 1910 году печатня была награждена большой серебряной медалью на выставке в Екатеринославе «за изящество и стильность изданий при недорогой цене». При типографии был организован хор и всех ее сотрудников бесплатно обучали крюковому пению. 1 марта 1911 года открыли собственную переплетную мастерскую. С августа 1910 года в типографии издавался ежемесячный журнал «Златоструй», редактором которого был сначала И. Н. Красильников, с 1911 года – крестьянин Юрьевского уезда Федор Андреевич Лебедев, а с конца 1912 года – мещанин города Коврова Петр Тимофеевич Евстегнеев. Деятельность старообрядческой книгопечатни продолжалась до Октябрьской революции. Репертуар ее изданий был очень широк и разнообразен: от полного круга богослужебной литературы, в том числе, огромного количества отдельных канонов святым и мученикам, до перепечатки памятников древнерусской литературы с рукописей, хранящихся в различных библиотеках. Многие издания типографии богато украшены многокрасочными литографиями. Среди наиболее значительных изданий следует отметить переиздание Острожской Библии со 105 иллюстрациями из древних рукописей, Апокалипсис и Псалтырь, тоже лицевые.

Наиболее широкую сеть типографий после 1905 года создали старообрядцы белокриницкой иерархии. Уже в 1905 году ими было подано прошение на заведение собственной типографии в городе Уральске. Ее создание происходило при содействии, а может быть и по инициативе, епископа Уральского и Оренбургского Арсения (А. В. Швецов), идеолога возрождения книгопечатания у поповцев во второй половине XIX века. Типография начинала свою работу всего на двух ручных станках. Ко времени смерти Арсения (1908) она стала одним из крупнейших старообрядческих заведений подобного рода. К началу 1909 года она имела сложную производственную структуру, существовали самостоятельные отделения: наборное, машинное, корректурное, переплетное, штамповальное и стереотипное. Там же в типографии отливались и оригинальные изящные уральские шрифты, характерные для изданий только этой типографии. В типографии, наряду с церковно-славянским, печатали литературу и гражданским шрифтом. Общее количество изданий, выпущенных за время работы типографии, определить сложно, но для характеристики масштабов ее деятельности укажем, что только за половину 1909 года в ней было напечатано 15 книг, не считая отдельных канонов.

В 1907 году в Москве была открыта типография крупного промышленника, почетного попечителя Рогожского кладбища П. П. Рябушинского. К 1913 году типография являлась одним из крупнейших издательских заведений. Ее оборудование состояло из 2 ротационных машин, 6 типографских паровых станков, 4 типографских ручных станков, 3 американок, 10 наборных машин, 6 стереотипных аппаратов, 2 литографических камней, 1 комплекта форм для литья литер, 53 комплектов матриц, 1676 пудов 33 фунтов шрифта. Старообрядческие издания печатались в типографии как кириллическим, так и гражданским шрифтом. Несмотря на то, что Рябушинский принадлежал к старообрядцам белокриницкой иерархии, в своей типографии он печатал на заказ книги и для других согласий. Так, например, в 1910 году в его типографии была издана книга «О правдивой единости» Захарии Копыстенского по заказу поморцев, у которых к этому времени еще не было своей типографии.

Не позднее 1908 года в Киеве было создано издательство «Знаменное пение» для публикации певческих книг и учебных пособий. Руководил издательством крупный теоретик крюкового пения, педагог Л. Ф. Калашников. С 1902 года издательство выпускало журнал «Церковное пение» (в 1910 году как приложение к журналу «Старообрядческая мысль»). В качестве приложения подписчикам журнала высылались крюковые книги.

Однако этот период свободного книгоиздательства был недолгим. Новое правительство, начавшее разрушение до основания старого мира, естественно, не могло позволить существование таких «рассадников мракобесия», как старообрядческие типографии. В 1918 году началось их закрытие. Многие печатники разделили трагическую судьбу своего поколения, оказавшись в изгнании или в лагерных застенках. Теперь снова становилась востребованной рукописная традиция старообрядчества.

3.4. Старообрядческое храмостроительство

Реформа патриарха Никона коснулась не только богослужебных книг, но и церковного искусства. Так, например, в архитектуре были запрещены национальные русские формы шатровых храмов, тесно связанных с народным зодчеством («церкви вверх», по образному определению летописцев). Ориентировавшийся на греческие образцы, патриарх Никон разрешил строить новые храмы только с византийским пятиглавием. Однако народ продолжал сохранять любимую им форму шатра, и вдалеке от Москвы, прежде всего на Севере, где наиболее сильны были позиции приверженцев старой веры, по-прежнему продолжали возводить шатровые храмы.

Известный знаток древнерусского искусства Игорь Грабарь писал: «Человек, ездивший по Северной Двине, Онеге, Мезени или по Олонецким озерам, на всю жизнь сохраняет воспоминание об этих сказочно-прекрасных церковках-грезах, поднимающихся среди густого елового леса, таких же остроконечных, как ели, таких же, как они, седых. Много таких церквей уже рухнуло, многое сгорело, еще больше искалечено невежественными благодетелями, а иные более ста лет заброшены, потому что принадлежали сторонникам старой веры»[71].

О глубокой мировоззренческой основе шатровой храмовой архитектуры необыкновенно поэтично писал другой знаток древнерусского искусства Иван Никифорович Заволоко: «Шатровые храмы поразительны по красоте, где бы они ни стояли, – на далекой ли Кеми, почти у полярного круга, около Вологды, в Устюге или в костромских лесах. Шатровые храмы поднимаются ввысь от земли. Прямые, строгие и стройные. Нет ничего случайного, отвлекающего внимание на мелочи. Словно лишенные всякой связи с суетливым человеческим миром, стоят эти памятники старины, великанские своими бревнами, кольчугами лемехового шатра, с размахнувшимся крестом на лазури. Древнерусские храмы – это соборное творчество народа, его сила, воля, как бы мускулатура его, уверенные взмахи закаленной неослабевающей от работы руки. В древнерусском храме отразилось религиозное мироощущение русского народа, это свеща – небу, поставленная в образе стройного шатрового храма»[72].

Традиции дораскольной архитектуры получили свое продолжение, в частности, в храмах Выговского и Лексинского общежительств. Об этом красноречиво свидетельствуют старинные гравюры и рисованные лубки, а также редкие фотографии конца XIX – начала XX веков. Архитектурный облик Выговского общежительства сложился уже к началу XVIII века. В центре стояла соборная часовня Богоявления Господня (она была построена в 1710-е годы) – большая постройка, состоявшая из двусветной моленной, обширной трапезной и сеней. Трапезная и сени имели единую кровлю и по два окна, располагавшихся на одном уровне с нижними окнами моленной. Моленная («певческая») имела окна в два уровня. Ее кровлю венчала главка с крестом, которая покоилась на небольшой «бочке» – традиционном элементе выговских храмов. Трапезная отделялась от часовни капитальной стеной. В стене была дверь и два проема, закрывавшихся ставнями. Высота моленной от пола до потолка составляла 4 сажени (8,5 м), ширина – почти 6 саженей (12,8 м). «Представители епархии в середине XIX века свидетельствовали, что часовня имела древнюю форму и по величине была больше православной церкви. Ее утварь в 1739 году состояла из четырехрядного тяблового иконостаса, 49 мелких образов, 2 паникадил, 11 медных лампад и 27 книг»[73]. Рядом с часовней стояла большая колокольня, сруб которой – восьмерик на четверике – завершался ярусом звона под высоким шатром. По периметру располагались больница, жилые кельи, хозяйственные службы. Все это было окружено высокой стеной, за которой располагалась гостиница для паломников. Через реку Выг был построен мост.

В женском Лексинском монастыре главная часовня во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста по своим размерам и оформлению значительно превосходила все прочие часовни первой половины XVIII века, в том числе и Богоявленскую на Выге. В 1728 году здесь была построена новая часовня вместо сгоревшей старой. К часовне прирубили «велию трапезу», а к трапезной с двух сторон «приделы», «в одной стороне для говори псалтырей по усопшим», а в другой стороне для пускания приезжих гостей. Приделы отделялись от трапезной плотной стеной «выше человека», которая завершалась под потолком решеткой, «дабы стоящим в пределах слышати с часовни пение». Оба придела соединялись с трапезной дверями. К трапезной примыкала «немалая» паперть. Часовня соединялась со столовой переходами с перилами. Параллельно со строительством часовни иконописцы из Выговского монастыря и Березовского скита писали для нее иконы. В Крестовоздвиженской часовне был пятиярусный иконостас. В местном ряду иконостаса стояло 10 больших икон (Богородицы Тихвинской в окладе, Распятие Господне с венцом, святого пророка Иоанна Предотечи с венцом, Пресвятой Троицы, святителя Николы Чудотворца, апостолов Петра и Павла, евангелиста Иоанна Богослова с венцом, Софии Премудрости Божией, преподобных Зосимы и Саватия Соловецких, святого пророка Илии). Кроме того, здесь же располагалось 49 мелких икон, 6 из которых