Бритвина перебила:

– Вы не понимаете! Я должна быть рядом с ней и держать ее за руку. Это все из-за меня случилось! Только я во всем виновата. Одна я!

Она сказала это таким тоном, что у меня сердце похолодело, простите за немедицинское сравнение. Но я все равно попыталась Люду отговорить:

– Лететь нужно много часов, не глупите.

– Всего три десять, – уточнила Людмила. – Я нахожусь в Париже. Можете меня встретить? Я давно не была в Москве, запутаюсь, приеду не туда! Умоляю! Я оплачу машину, ваши услуги, возмещу все расходы. Мне надо пересесть сразу из лайнера в машину, чтоб никто меня не видел.

Берг замолчала.

– И вы согласились, – договорила я за нее.

– Верно, – призналась Ксения. – Бритвина прислала номер рейса, я собралась за ней ехать, села в свою малолитражку и поняла, что она сломалась. Ну и что мне было делать? Пошла на рецепшен, взяла ключи от одной из наших «Скорых», поехала на ней. Я хорошо вожу, иногда езжу на мини-вэне, если это требуется, имею права нужной категории. Не очень-то хорошо поступила, остановившись на парковке для спецтранспорта, но ведь я приехала не по своим делам. Пассажиры все ушли, Людмила не показывалась, она не могла пройти мимо меня. Мы договорились, что я надену нашу врачебную форму: голубой костюм, ветровку с логотипом, на шею – стетоскоп. И я стояла непосредственно у заграждения, в телефоне фотография Бритвиной, у нее был мой снимок. Но встреча не состоялась. Я решила, что Людмила осталась в Париже, не смогла заставить себя полететь.

– Она же вам звонила из лайнера, – напомнила я.

– Да, – согласилась Берг, – но самолет тогда еще не взлетел. По голосу Бритвиной было понятно, что она в панике. Аэрофоб может в последний миг убежать из салона. Поймите, это не каприз, не истерика, а серьезная болезнь.

– Когда умерла Нина? – поинтересовалась я.

– Она скончалась сегодня в шесть утра, – сообщила врач.

На ступеньках, ведущих в наш дом, сидел здоровенный черный кот.

– Эй, ты откуда? – удивилась я.

Котяра не пошевелился. Я наклонилась, чтобы погладить его, и лишь тогда поняла: киса не настоящая, это так называемая останова, туго набитая подушка, которой подпирают открытую дверь комнаты, чтобы ее не захлопнул сквозняк. У нас в Ложкине есть подобные собачки. Забавные предметы интерьера производит немецкая фирма. Она ухитряется придать изделиям настолько натуральный вид, что многие люди трогают животное и удивляются, обнаружив, что это муляж. Кто-то из обитателей Ложкина купил кота и забыл его у порога. Подозреваю, что это Глория – она увлеченно обставляет подаренную ей Феликсом квартиру. Впрочем, Зоя Игнатьевна занята тем же, но она никогда не приобретет ничего, как говорит Зайка, мимишного.

Я схватила подушку, вошла в холл и увидела Дегтярева. Мне стало смешно. Толстяк успел к двери раньше мопсов, он даже ухитрился обогнать Афину, собаки еще только бегут по коридору, я слышу их сопение и команды ворона Гектора:

– Ать-два! Левой!

– Ты прекрасно выглядишь, – нарочито весело начал полковник, – посвежела, похудела.

– Да, – кивнула я. – За один день, что мы не виделись, я стала еще прекрасней, потеряла десять кило.

– Постриглась! – восхитился Александр Михайлович. – Замечательно! Супер. Кошку подобрала? Молодец!

– Нет, – сдерживая смех, ответила я, – длину волос я не меняла. А киска не настоящая.

В холл влетели мопсы и Афина.

– Анфиса! – закричала я.

– Да уж иду, – закряхтела домработница. – Понастроили километровые коридоры, только ноги бить. Тута я. Что надо?

– Помести кофр в гардеробную, – распорядилась я, – не открывай его, там свадебное платье, на него не должен попасть свет. А подушку отнеси в столовую.

– Очередную чушь купили, – сделала вывод Фиса. – Кредитки у вас отобрать надо. Хлама полный дом, и еще тащите. Че за наряд такой, что света боится? Для вампиров сшитый? Как вы в нем в загс поедете?

– Повесь мешок на крючок и не трогай его, – остановила я нытье Фисы.

– Во! Как же повесить, если к крюку прикасаться нельзя? – возмутилась Анфиса.

– Не прикасайся к кофру, – уточнила я.

– Еще хлеще! Как его нести? – заворчала домработница.

Похоже, Фиса пребывает в боевом настроении, случаются с ней иногда припадки немотивированной вредности.

Я протянула ей коробку:

– Это тебе от Иры. Круассаны. С шоколадом, как ты любишь.

– Передайте ей от меня мерси, – нараспев сказала Фиса. – Небось Ирина хочет, чтобы я растолстела и на второй этаж по лестнице подняться не смогла. Сама-то она в вашем Париже выпечку жрет? То-то и оно, что нет! Кто во дворе свет зажег?

– Я, – признался полковник. – Увидел, как Даша ворота открывает, подумал, что на улице стемнело.

Анфиса быстро нажала на выключатель.

– Баловство одно. Счета за электричество сумасшедшие, в доме большая люстра не нужна. Можно торшером обойтись. Собакам ничего не давайте, в особенности Мафи, она сегодня повалила птичью кормушку, слопала все семечки, рододендроны потоптала, пионы на землю обвалила, развлекалась по полной программе. Чума, а не собака!

Продолжая ворчать, Анфиса ушла, я погладила всех псов и сказала смирно сидящему паглю[16]:

– Мафи, прикидываешься приличной собакой? Можешь не стараться, никто тебе не поверит.

– Лапулечка, – засюсюкал полковник, – ты, наверное, устала? Заварить тебе фруктовый чай?

Я чуть не расхохоталась. Интересно, как далеко зайдет толстяк, чтобы получить перевод нужной ему бумаги на французский? Лапулечка! Он ко мне так до сих пор никогда не обращался.

Из столовой вдруг раздался незнакомый мужской бас:

– Разрешите, Зоя Игнатьевна, наполнить вашу чашку?

– Сделайте одолжение, – проворковала бабушка Феликса.

Судя по тону, она была очень довольна.

– У нас гости? – спросила я.

– Твой отец приехал, – сказал полковник.

– Ой, совсем забыла про него! – воскликнула я. – Как его зовут?

– Петр Андреевич, – поморщился Александр Михайлович.

– Он тебе не понравился? – забеспокоилась я.

Полковник скосил глаза к носу:

– Какое право я имею давать оценку чужому родителю?

Я дернула приятеля за рукав: