Вскоре начались дожди. Деревья сбросили листья. Ягоды исчезли. Юрек подсмотрел, что дикие кабаны едят желуди и каштаны, упавшие на землю, и тоже попробовал их есть. Он прокаливал желуди на костре, но это все равно была невкусная еда. Теперь он надеялся только на случайные овощи, оставленные нерадивыми хозяевами в огородах. Потом кончились и овощи — кроме картошки, забытой на поле после сбора урожая. Если шел дождь и он не мог разжечь костер, то ел эту картошку сырой.

Любимым его занятием стала теперь игра с веревкой. С помощью губ и пальцев ног Юрек держал ее и завязывал на ней узлы, а потом тем же способом их развязывал. Однажды он даже решился залезть таким манером на дерево. Он перебросил веревку через сук, связал два узла у себя на руке и стал карабкаться вверх, помогая себе ногами. Он тут же потерял опору, но сумел вовремя ухватиться за ветку и благополучно спрыгнул вниз. Юрек упорно повторял эти попытки и после целого дня проб и ошибок нашел наконец вполне надежный и безопасный способ подъема. После этого успеха к нему частично вернулась уверенность. Он убедился, что может многое делать, как раньше, — нужно только проявлять смелость и пробовать. Набраться терпения, как сказала ему сестра-монахиня, и искать правильный путь. И тогда он решил, что ему следует все же попробовать найти работу.

Он вынул из сумки ботинки, которые дала ему фрау Герман, и надел их. Теперь предстояло самое трудное — завязать шнурки. Юрек тщетно пытался ухватить губами один из концов шнурка. Потом у него в голове блеснула новая идея. Он вытащил шнурок и продел его снова так, что один конец оставался коротким, а другой очень длинным. Теперь он мог зажимать длинный конец между зубами и завязывать узел с помощью короткого конца. Юрек ужасно возгордился найденным решением. Он повесил сумку на плечо и двинулся в путь, ведомый надеждой. Он весело шагал по мокрой тропе, постукивая палкой по стволам деревьев и чиркая ею по кустам, как делал это давным-давно, когда шел мимо изгородей в родном городке.

И вдруг прямо на него выскочила огромная овчарка.

Собака повалила Юрека на землю и села сверху, положив передние лапы ему на грудь. Она тяжело дышала, широко раскрыв зубастую пасть и вывалив розовый язык. Юрек попробовал шевельнуться. Собака тут же закрыла пасть и угрожающе зарычала. Больше он не пробовал двигаться. Минуту-другую спустя из-за деревьев появился немецкий солдат. Он позвал собаку, и та покорно подчинилась его команде. Солдат поднял Юрека за воротник и сказал:

— Вот и ты! А мы как раз тебя ищем!

И повел за собой.

Какое-то время они шли молча — Юрек посередине, солдат с одной стороны, собака с другой. Солдат не держал его, но Юрек знал, что собака все равно не даст ему убежать. Потом солдат заговорил по-немецки. Он говорил так, будто обращался к Юреку или к собаке, но скорее всего — к самому себе.

— Если я доставлю его в гестапо, — рассуждал он вслух, — мне скажут, что я хороший солдат, и запишут это в моем личном деле. И что я буду с этого иметь? А если я его убью и доставлю мертвым в гестапо, мне опять же скажут, что я хороший солдат, и запишут это в моем личном деле. И что я буду с этого иметь? Как ты думаешь, Рекс?

Собака подняла голову и посмотрела на хозяина.

Они уже приближались к опушке леса, но тут солдат вдруг остановился, сошел с тропы и, сделав несколько шагов, склонился над скрытым в кустах ржавым железным люком. Вокруг него земля была немного приподнята, и Юрек понял, что этот люк прикрывает вход в подземный бункер. Солдат поднял люк, стал спускаться по невидимым ступеням и сделал Юреку знак следовать за собой. Тот подошел и заглянул внутрь. Вниз вела железная лестница. Юрек спустился по ней. Солдат позвал собаку, и она прыгнула ему на руки. Дверь он оставил открытой. Правда, в потолке бункера, как увидел Юрек, имелось еще одно окно, длинное и узкое, но его почти полностью заслоняли кусты, и потому оно пропускало мало света. Под окном Юрек заметил деревянные ящики, покрашенные зеленой краской. Тут же стояли скамейка и видавший виды стул. Возле одной из стен лежали армейские одеяла и старые матрацы. У противоположной стены стоял открытый железный шкаф, в котором Юрек увидел бутылку воды и несколько консервных банок. На верхней полке лежала буханка хлеба. Юрек понял, что солдат бывает здесь часто.

Немец открыл банку консервов, отрезал толстый кусок хлеба, положил на него мясо из банки и дал Юреку. Потом бросил немного мяса в железную миску для овчарки. Собака не сдвинулась с места.

— Хорошая собака, — сказал солдат. — Ешь!

Только тогда собака подошла к миске.

Остаток мяса солдат взял себе и сел рядом с Юреком. Все трое ели молча. Кончив есть, солдат достал сигарету:

— Ты куришь?

Юрек содрогнулся:

— Нет.

«Пожалуй, этот немец не собирается меня убивать», — почему-то решил он. Солдат вытащил из кармана зажигалку и закурил. При виде зажигалки глаза Юрека вспыхнули. Как ему недоставало такой вещи в лесу!

— Вернер, — сказал солдат и показал на себя.

— Юрек, — сказал Юрек.

Солдат достал бумажник и извлек оттуда фотографию женщины с двумя детьми.

— Моя жена, — сказал он. — Мои дети.

Молодая симпатичная женщина и двое детишек, мальчик и девочка, улыбались Юреку с фотографии. Юрек тоже улыбнулся им.

Солдат засмеялся. Он поцеловал снимок и сказал с гордостью:

— Это моя семья! А где твоя?

Юрек ответил ему по-немецки, хотя его немецкий язык был на самом деле смесью еврейского с польским:

— Нас пятеро — три мальчика и две девочки. Может быть, они все уже погибли. Моего отца застрелили солдаты в поле, я сам видел, а мама… я не знаю.

Солдат грустно покачал головой.

— Война, — сказал он и выругался. — Мне приказывают разыскивать еврейского мальчика, светловолосого и без руки. Что это такое — еврейский мальчик со светлыми волосами и без руки? Это просто мальчик. А что такое я? Я просто солдат. Верно, Рекс?

Собака подняла голову. Вернер еще продолжал что-то говорить, но Юрек почти ничего не понимал. Разве что отдельные слова: «гестапо»… «Бог»… «люди»… «чем все это кончится»…

Потом солдат поднялся и направился к лестнице.

— Ты можешь оставаться здесь, — сказал он, помогая себе жестами. — А если будешь уходить, закрой люк. Но я еще вернусь.

И через несколько дней солдат действительно вернулся. Он принес несколько банок мясных консервов и буханку хлеба. Солдат приходил еще несколько раз, но нерегулярно. Иногда он даже оставался ночевать. Но им было трудно разговаривать друг с другом. Той малости немецкого и идиша, что знал Юрек, не хватало для свободного общения, а по-польски солдат знал лишь несколько слов. Поэтому, приходя в бункер, он просто похлопывал Юрека по плечу или гладил по голове, а потом угощал его конфетой или кусочком шоколада. Юрек ждал солдата и все больше скучал по нему. Ему не хотелось оставаться одному, но каждый раз, когда Вернер смотрел на часы, он понимал, что солдат собирается уходить.