Желанная подруга Балерина прибыла в Фармингтон. В жизни Джеки появился некто, о ком она могла заботиться. Холодными вечерами девочка укутывала лошадь одеялами, чистила, учила возить санки и выигрывала на ней школьные скачки. Имя Жаклин Бувье дважды выгравировали на кубке, служившем призом на конных состязаниях. На фото они вместе: Жаклин в царственной позе с поводьями в руках. Рядом — две восхищенные придворные дамы той поры: Сюзи Нортон и Нэнси Такерман — малышка Таки, тоже родом из Нью-Йорка, — еще одна близкая подруга героини. В комнату к Нэнси Джеки переехала после первого года учебы.

4

Но верховая езда уже не была главным ее увлечением.

На смену пришла изящная словесность.

Интерес Жаклин к литературе и искусству, конечно же, не был случаен. Ее отчим Хьюди и его сестра Энни, жившая в соседстве со школой, хорошо знали и тонко ценили классическую музыку, живопись, книги и рукописи. Муж Энни Шелдон Льюис был видным коллекционером. Он обладал уникальным собранием британских сатирических и топографических эстампов, считавшимся богатейшим после владений Британского музея. Сегодня коллекции Очинклосса и Льюиса нашли приют в библиотеках Йельского университета и школы Фармингтон.

Джеки и ее подруги нередко гостили в очаровательном особняке Льюисов, где на стене до сих пор висит листок, на котором к рисунку праздничного торта приписано стихотворение нашей героини в честь дня рождения любимой тети.

То были самые первые и очень еще неловкие пробы пера, сделанные под влиянием любимых авторов. Девчонка влюбилась в Лонгфелло! Обожала Шекспира. Зачитывалась Чеховым. Знала наизусть Уордсворта, Байрона и Эдну Сент-Винсент Миллей.

«Она лучше всех в классе разбиралась в литературных тонкостях, — сообщает в мемуарах однокашница Джеки Элен Гейтс. — Нам особенно нравилось, когда Джеки спорила с упрямой учительницей Кэтрин Уотсон… и в конце концов доказывала свою правоту. Их дебаты наполняли класс творческой энергией. Было видно, что и мисс Уотсон получала удовольствие… У нас было несколько таких умниц, но она читала больше всех».

Понятно, что никто не удивился, когда летом 1946 года Жаклин присудили первое место среди школьников за «творческий подход к освоению материала» в области литературы, вручив приз — книгу стихов ее любимой Эдны Миллей.

«Джеки стала легендой Фармингтона, — рассказывала выпускница школы Изабель Эберстадт. — Я поступила через год после ее ухода, но имя Джеки продолжало греметь и всегда — с приставкой «супер». Даже директриса, казалось, была влюблена в нее. И все учителя тоже…».

Окруженная легкой влюбленностью всех, кто был рядом, Джеки сама жила ожиданием этого чувства, готовилась к приключениям… Ее девические переживания любопытно соединились с желанием писать. Весной 1947 года семнадцатилетняя красавица из Фармингтона, готовая к поступлению в престижный колледж Вассар, пишет рассказ «Весеннее томление». В нем прекрасная юная нимфа по имени Дафна, устав подчиняться прихотям Зевса, бежит прочь с Олимпа. В гневе верховное божество превращает непослушную девицу в мыслящую мраморную статую и объявляет, что она будет оживать лишь раз в три тысячи лет. Проходят столетия, археологи привозят Дафну в Нью-Йорк, чтоб украсить изваянием фонтан Центрального парка. К этому времени приходит срок Дафне ожить. Что и происходит. Прелестная девушка спускается с пьедестала, очаровывает юношу, а вернувшись, принимает позу, при виде которой все мужчины жалеют, что она — лишь изваяние…

В отличие от Дафны Джеки мраморной не была — любила наряды, вечеринки, забавы и танцы. Она очень быстро научилась очаровывать мужчин. Молодые люди бывали счастливы убежать с нашей героиней с вечеринки и провести вечер, кушая омлет, слушая граммофон и нежно (но невинно) целуясь. Джентльмены постарше надолго задерживали на ней внимательный взгляд. Сверстницы сурово ревновали, неизменно чувствуя себя в лучшем случае вторыми.

Одна из них, Присцилла Макмиллан, вспоминала, что, увидев Жаклин Бувье впервые, была поражена: «…она спускалась по лестнице в изумрудном платье с кринолином. У меня перехватило дух — настолько Джеки казалась величественной, настолько отличалась от всех нас. В ней было нечто восхитительное. Никогда не забуду тот момент».

5

Очарование и кажущаяся легкомысленность сочетались в Жаклин с серьезностью и ответственностью. Походы на футбол, танцы, приемы и вечеринки вовсе не были помехой ее образованию. После строгостей Фармингтона, которые немного тяготили Джеки, рождая в ней скрытый протест, отчасти мешавший занятиям, в Вассаре она упивалась свободой, которая стала лучшей атмосферой для ее развития. Девушка с удовольствием посещала занятия, легко получая отличные оценки, все так же усердно читала, посещала театральную студию и выпускала газету.

Больше того, она взялась писать детскую книгу, для которой ее новая соседка Эдна Харрисон с увлечением рисовала картинки. Совместная работа шла успешно, ничуть не мешая подружкам искать приключения. В отношениях с мужчинами — впрочем, вполне невинных — Джеки взяла на себя роль наставницы. «Надо заставлять их ждать!» — учила она компаньонку. «Помню, — говорила Эдна, — один классный парень из Принстона впервые пригласил меня на настоящее свидание. Я накрасилась, стильно оделась, но… выходить не спешила. В ушах звучали слова Джеки: «Нельзя показывать, что ты готова, пусть мальчик подождет»».

Это она умела. Очевидно, сказались навыки, почерпнутые из личной жизни родителей, проходившей на глазах у нее и сестры. Зная это, отец тревожился за них. «Притворяйся недотрогой», — это заклинание он неустанно твердил дочерям. И они слушались, понимая: папа знает, что говорит.

Эта непринужденная недоступность в сочетании с наивной неотразимостью позволяли сестрам легко порабощать мужчин. «Мы просто диву давались, как легко эти, казалось бы, совсем зеленые барышни цепляют мужиков, — делилась одна из их сверстниц, используя колоритный молодежный жаргон того времени. — Они по обе стороны подсаживались к пареньку, томно глядя в глаза жертве. Бедный пупс млел, видя, что привлек таких цыпочек, и тут же решал, что он просто охрененный чел и все может». И вел себя соответственно, готовый к услугам и ждущий взаимности. А красотки, не стесняясь, пользовались этим, внутренне хохоча.

Джеки была в этом особенно хороша и непрестанно совершенствовала искусство светской львицы. Толкуя с мужчинами, она понижала тон голоса до воркования, так что «во время беседы возникало совершенно особое чувство, с ней всегда было легко говорить», ее взгляд был устремлен на мужчину, и ему казалось, что в целом мире для нее существует только он. Если собеседник сетовал на неприятности, то встречал глубокое сочувствие и понимание, больше того, узнавал, что у нее — те же проблемы. И даже сложнее. Если же он торжествовал — Джеки совершенно искренне радовалась вместе с ним. «Это было изумительно, — делился впечатлениями литератор Ричард де Комбрей, — сидеть напротив женщины… которая увлечена вашим рассказом так, словно это самое интересное, что она слышала в жизни…Джеки никогда не говорила о себе, а всегда о вас». Писатель Гор Видал, как и Джеки, один из приемных детей Хьюди, рассказал, что как-то она призналась — в шутку или нет? — что цель ее жизни — нравиться мужчинам.