Хотя организация ордена Меченосцев имела сильные стороны, ей были присущи и слабости. Во-первых, это касалось малочисленности их монастырей в Германии. Отсутствие связей в немецких землях сдерживало набор добровольцев и затрудняло сбор пожертвований. В результате орден постоянно испытывал финансовый кризис. Во-вторых, доходов ордена, получаемых с их владений и налогов в Ливонии, не хватало, чтобы набирать количество наемников, достаточное для должной поддержки рыцарей и сержантов ордена. Вечные финансовые кризисы вынуждали орден Меченосцев к расширению их владений в надежде на увеличение числа обращенных, которые будут платить дань и снабжать воинов необходимым, чтобы рыцарское войско стало равным по силе армии врага. Такие действия ордена привели к конфликту из-за Эстонии с королем Дании[24], а также с языческой Литвой[25] и православной Русью, особенно с Новгородом[26].

Конец Ордена Меченосцев

Военная катастрофа, постигшая орден в 1236 г., не была неожиданной. Уже многие годы в ордене понимали, что численность его войск не соответствует стоявшим перед ним задачам. Орден не отваживался отягощать еще больше своих данников, которые и так понесли значительный урон в ходе завоеваний, потеряв множество людей, скота и имущества. Руководители ордена считали, что лучшим способом увеличения доходов для содержания рыцарей, наемников и священников было бы получение владений в Германии. Но это было долгим делом, и для этого требовался могущественный покровитель. В 1231 году магистр Фольквин попытался разрешить экономический и политический кризис объединением с Тевтонским орденом. Он надеялся, что тевтонские рыцари предоставят ему людей и средства, необходимые для защиты Ливонии, их дисциплина укрепит дух монастырей Меченосцев, а их связи с папой помогут решить спор с епископом Риги. Что было еще важнее, в это время орден рассорился с папским наместником, оставленным Вильямом Моденским на время своего отсутствия. Этот клирик явно увидел свое назначение шагом к будущей блестящей карьере в церкви.

Великий капитул Тевтонского ордена, собравшийся в Марбурге, решил отказаться от предложения Меченосцев, но сама идея казалась им конструктивной. Встречаясь при дворах папы и императора, тевтонские рыцари, вероятно, учились у Меченосцев больше, чем учили сами. Братство Меченосцев имело больший опыт существования в Прибалтике, ведь они оказались там раньше на два с половиной десятка лет, чем тевтонские рыцари.

Чтобы изучить ситуацию в Ливонии, Герман фон Зальца послал туда из Германии двоих кастелянов. Они провели там зиму 1235/36 г. и доложили о своих наблюдениях на ежегодном Капитуле, состоявшемся вскоре после того, как Фридрих II и фон Зальца присутствовали на церемонии канонизации святой Елизаветы в Марбурге. Доклад кастелянов был настолько отрицательным, что дискуссии почти не было. Кроме уже упомянутых выше политических проблем тевтонские кастеляны нашли монастырскую жизнь меченосцев не соответствующей правилам Тевтонского ордена. К тому же Меченосцы требовали такой автономии в возможном объединенном ордене, что реформирование их монастырей было бы невозможным.

Вскоре после этого и произошел крах ордена Меченосцев. Их общеизвестная скупость и безжалостность придала обвинениям против них весомость, в результате чего папа лишил их финансовых и людских подкреплений, столь необходимых им для выживания. В отчаянии, пытаясь найти выход, магистр Фольквин повел свои армии в языческие земли на юг. Примирение с папой, устроенное Вильямом Моденским, произошло слишком поздно[27].

Орден Меченосцев еще мог бы пережить очередной кризис, если бы его магистр не стал предпринимать столь рискованные действия. К несчастью для него, в конце лета 1233 года в Ливонию прибыл отряд крестоносцев из Гольштейна. Несмотря на свою малочисленность, они потребовали вести их в бой. Магистр Фольквин, не желая разочаровать своих гостей, неохотно согласился на набег в Самогитию, часть Литвы, расположенную между Ливонией и Пруссией. Возможно, предыдущие походы в Литву были не менее рискованными, но на этот раз судьба решила его исход. Крестоносцы практически не встретили сопротивления, потому что местные воины предпочли бросить свои деревни и подстеречь врага на реке Шауляй на обратном пути. Когда возвращающиеся крестоносцы достигли брода, они обнаружили, что его прикрывает небольшой, но решительно настроенный отряд язычников. Тогда Фольквин приказал рыцарям спешиться и перейти реку, предупредив, что им следует торопиться, пока к язычникам не подошли подкрепления. Гольштейнские рыцари отказались сражаться пешими, Фольквин не смог заставить их выполнять приказ, и крестоносцы разбили лагерь на ночь. На следующий день, когда крестоносцы в конном строю переправились через реку, они обнаружили, что все вожди «горных литовцев», под командованием Миндаугаса[28], или привели, или прислали сильные отряды на помощь самогитийцам. В последовавшей битве Фольквин и половина его братьев-рыцарей погибли, так же как и большинство крестоносцев. Местное ополчение разбежалось еще в начале битвы. Большинство из них, не отягощенные тяжелым вооружением, переплыли реку и бежали на север, пока литовцы были заняты истреблением рыцарей.

Литва

Глядя назад, мы можем видеть, что перспектива оккупации земель, соседних с Литвой, была весьма соблазнительной для братства Меченосцев. При этом литовцы выглядели похожими на другие племена, так что крестоносцы не считали их способными к объединенному сопротивлению. Подобно пруссам, литовцы имели единый язык и единую культуру, и они предположительно разделялись по меньшей мере на двенадцать различных групп под руководством клановых старейшин. Но, во-первых, в действительности существовали только две крупные группы. Это были горцы (Аукштайтия) и жители равнин (Жемайтия, или Жмудь, или Самогития), расположенных к северу от реки Неман. Во-вторых, среди горцев уже выделилось одно правящее семейство. Это была семья того самого Миндаугаса, чьи выдающиеся способности стали очевидными со времени победы над Фольквином. Вскоре Миндаугас уже носил желанный титул Великого князя. В-третьих, у литовцев существовала давняя традиция объединяться, чтобы совершать на соседей наводящие ужас набеги. На эту традицию мог опираться любой военный вождь. А Миндаугас не был обычным вождем. Он был одаренным, хотя и жестоким человеком, который знал, как карабкаться вверх, попирая руины гибнущих государств.