Мейсон начал осторожно раздевать ее, и все это время она чувствовала, что страсть его вот-вот выйдет из-под контроля. Стоившее бешеных денег платье полетело в сторону, за ним последовали чулки, белье… Когда на Кейтлин не осталось ничего, кроме ожерелья, Мейсон сделал шаг назад.

— Дай мне взглянуть на тебя.

Она стояла, замерев, немного смущаясь под его взглядом, но ликуя от восхищения, которое видела в глазах Мейсона. Боже, как она любит этого человека!

— Ты так красива, — хрипло, растягивая слова, проговорил Мейсон. — Я помню девочку, а ты стала женщиной, Кейтлин. Великолепной, притягательной, желанной.

А потом он в один шаг оказался рядом и попросил:

— Раздень меня, любимая.

Любимая… От этого обращения сердце у Кейтлин забилось сильнее.

Смущенно, но все равно охотно, она исполнила просьбу, только чуть замешкавшись под конец, когда снимала белье. Мейсон заверил, что ей не о чем беспокоиться, что он будет осторожен, — и Кейтлин кивнула, не объясняя, как рада была бы носить его ребенка, даже если они и не поженятся.

Да и не оставалось времени на слова, Мейсон уже поднял ее на руки и нес к кровати.

Они долго неподвижно лежали рядом, потом Мейсон начал ласкать груди Кейтлин, каждую по очереди касаясь их сначала ладонями, а потом губами. И Кейтлин тоже ласкала его тело — изучая, вспоминая, восхищаясь.

Их любовь была именно такой, как Кейтлин и мечталось: смесь чувственности, восторга, страсти, нежности. И, когда Мейсон вошел в Кейтлин, минуту за минутой погружаясь вместе с ней в пучину слепящего исступления, мир состоял уже только из них двоих и из чуда, что они сотворили.

Потом они отдыхали в объятиях друг друга. Мейсон притих, и Кейтлин была уверена, что он спит. Настолько уверена, что вздрогнула, когда он заговорил.

— Почему ты мне не сказала?

— Не сказала что? — пробормотала она.

— Что ты девственница.

— О…

— Почему ты ничего не сказала?

— Я не думала, что это важно.

— Важно?.. — Голос его звучал странно, а такого тона Кейтлин вообще никогда не слышала. — Да, это важно. Очень.

Кейтлин поежилась. Воспоминания унесли ее на пять лет назад, когда Мейсон умолял ее отдаться ему. «После праздника», — сказала она тогда.

А на следующее утро Мейсон, не сказав ни слова, ушел с гуртом. И потом Кейтлин увидела его снова уже в баре, с развязной девицей на коленях.

По сей день Кейтлин хотелось знать, счел ли Мейсон ее тогда не подходящей для себя и решил от нее избавиться. А вдруг и сейчас он решил то же самое?

— Ты недоволен, — полувопросительно-полуутвердительно прошептала она.

— Это было прекрасно! А тебе, тебе было хорошо, Кейтлин?

— Гораздо лучше, чем «хорошо». Но почему тебе так важно, что я девственница?

— Я думал… Я был уверен, что у тебя были другие мужчины.

Другие, когда все эти годы в глубине моего сердца жил только Мейсон?!

— Никого, кто стал бы хоть сколько-то нужен, — вслух сказала Кейтлин.

И снова она услышала, как Мейсон застонал.

Потом притянул ее к себе, покрывая поцелуями грудь, шею, губы, вновь вознося ее к вершинам блаженства.

И уснули они усталые, опустошенные, но все так же сжимающие друг друга в объятиях.

— Привет, счастье мое.

Первый луч солнца просочился в комнату, и Кейтлин проснулась, чтобы увидеть самую прекрасную из всех картин: лицо Мейсона на своей подушке.

Она сонно улыбнулась ему.

— Привет.

— Как ты, милая?

— Чудесно.

— Очень хорошо, потому что я чувствую то же. Это была ночь ночей, правда?

— Ночь ночей, — улыбаясь, согласилась она.

— День может быть не хуже.

— Что ты задумал, ковбой?

— Сейчас узнаешь.

Мейсон принялся целовать ее, и Кейтлин отвечала со всей любовью, что жила в ней. Прошло лишь несколько часов с того времени, как они обладали друг другом, и все же в ней вновь оживали знакомые уже восторг и желание.

Она целовала его плечи, когда Мейсон поднял голову.

— Если тебе все еще интересно — именно это я и задумал.

Кейтлин тихо засмеялась.

— Я поняла.

— Думаю, мы сможем провести в постели весь день.

— Ты никогда не устаешь?

— Уставать? Когда ты в моих объятиях?! Никогда.

Восхитительные слова. Кейтлин решила, что может слушать их целую вечность.

— Мы что-нибудь поедим, а потом займемся любовью, — заявил Мейсон. — Потом выйдем перекусить, вернемся в номер и начнем все сначала. Как тебе мой план, Кейтлин?

Она уже собралась сказать, что предложение просто великолепно и отвечает ее самым сокровенным желаниям, но неожиданно вернулась к реальности.

— Мейсон, а ранчо?

— А что с ним?

— Я должна возвращаться.

Он засмеялся.

— Что за спешка?

— У меня дела.

— Чепуха.

— Не говори, что ты забыл.

— Я ничего не забыл, Кейтлин. Ничегошеньки. — И Мейсон добавил совершенно другим тоном: — На самом деле тебе уже вовсе не обязательно надрываться. Может быть, ты вообще не будешь больше работать.

Она смотрела на него в упор.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что сказал.

— Почему? — спросила она спустя минуту, — Почему мне не надо будет надрываться? Что изменилось с прошедшей ночи?

Опершись на локоть, Мейсон взглянул на Кейтлин.

— Тебе известен ответ.

Действительно, ответ ей был известен. Ответ настолько немыслимый и отвратительный, что Кейтлин похолодела. Нет, думала она, не это. Умоляю, Мейсон, только не это!

— Я хочу знать, — настаивала она, — почему мне не придется больше надрываться? Ты освобождаешь меня от выплат?

Глаза Мейсона лучились торжеством.

— Я знал, что ты догадаешься!

— Значит, это правда.

Глаза его вспыхнули еще ярче.

— Конечно.

— Мы провели вместе ночь, и ты освободил меня от выплаты.

— Не от одной выплаты. Пойми, любимая…

— Убирайся из моего номера, Мейсон, — холодно потребовала Кейтлин.

— Сейчас? — недоверчиво переспросил он. — Но я же только начал тебе объяснять…

— Не хочу ничего слышать. Уходи.