Для самого же Николая Афанасьевича роль Луконина останется «самой любимейшей»:

– Я вложил в нее все, чем владел, о чем мечтал, во что верил. В жизни всякого человека рано или поздно наступает миг, великий и неповторимый, который ты подспудно всегда ждал, – миг, ради которого ты, быть может, и на свет родился. Миг, испытав который, можно остаток отпущенных жизнью лет прожить с чувством выполненного долга… И ради этого, право же, стоило девять дублей подряд ползти сквозь горящие заросли, захлебываясь в гнилом болоте, не обращая внимания на падающие на голову пылающие ветки…

«За создание средствами искусства замечательных образов советских воинов» Николай Афанасьевич Крючков будет награжден военным орденом Красной Звезды – пожалуй, исключительный случай в артистической среде!

Для Лидии Смирновой, сыгравшей роль Вари, это была вторая большая работа в кино. Ей довелось играть роль молодой любящей женщины, убежденной в великой силе любви, способной преодолеть даже смерть:

Жди меня, и я вернусь

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: «Повезло!»

Не понять не ждавшим им,

Как среди огня Обещанием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой.

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Варя читала эти симоновские стихи в госпитале раненым бойцам и заряжала их своей верой и неподдельной искренностью чувств. И никто из зрителей даже и мысли допустить не мог, что сама-то актриса Лидия Николаевна Смирнова знала, что ее муж, с которым она прожила восемь лет, никогда уже не вернется – он погиб в самом начале войны…

Вот такие драматические узлы завязывала война, когда вымысел и действительность так переплетались между собой, что невозможно было отделить одно от другого. Да никто и не пытался анатомировать этот сплав: ведь люди верят в то, во что им хочется верить.

А между тем жизнь продолжалась. И здесь же, в Алма-Ате, на съемках прекрасного фильма Фридриха Эрмлера «Она защищает Родину», где Смирнова сыграла роль деревенской девушки Феньки, случилось то, что, в общем-то, и должно было когда-то случиться. Об этом хорошо рассказал с присущей ему скромностью Глеб Скороходов:

«Съемки велись в единственном павильоне, время которого было расписано по минутам, шли днем и ночью. Кинематографисты жили в доме, который сами же прозвали «лауреатником»: в нем расположились только именитые. Смирновой случайно досталась здесь крохотная комнатка – ее она делила с подругой. И скоро Лида получила сразу два предложения «руки и сердца» – от режиссера-постановщика Фридриха Эрмлера и от оператора той же ленты Владимира Раппопорта. Сватом с эрмлеровской стороны выступал Михоэлс, убедительно доказывавший настоятельную необходимость Смирновой стать женой замечательного режиссера и человека, сватовством со стороны Раппопорта занялась Вера Марецкая.

И тут случай. Обычные актеры жили впроголодь на «рабочую» карточку. Именитые, а к ним относились оба смирновских претендента, получали спец-пайки.

– Лидочка, я принес вам два яичка из пайка на завтрак. Подкрепитесь – вы стали такой бледненькой, – появился в комнате, где жила Смирнова, Фридрих Эрмлер.

Через несколько минут после этого в дверях остановился Владимир Раппопорт с кошелкой в руках.

– Лида, это мой паек – возьми его, тебе нужнее.

Марецкая, наблюдавшая эти сцены, решительно сказала:

– Вот видишь, один тебе будет всю жизнь таскать два яичка, другой – отдаст все! Выбирай.

Лида стала женой Раппопорта.

– Сердце подсказало, – объясняла она потом свой выбор.

И долгие годы жила с ним душа в душу. Он бережно относился ко всему, что делала супруга, хотя снимал ее всего в четырех фильмах. Собирал в специальные альбомы все ее фотографии, все рецензии по каждой картине. До конца своих дней оставался Лиде верным другом…»

Вот такая удивительная история, от которой почему-то хочется плакать. Наверное, потому, что светлое и чистое чувство всегда вызывает слезы умиления. И, конечно же, сами по себе ни куриные, ни перепелиные яички не имеют ко всему этому никакого отношения.

Но вернемся к «парню из нашего города» – Николаю Афанасьевичу Крючкову. Сорок лет спустя Лидия Смирнова скажет о своем партнере самые добрые и проникновенные слова:

– Никогда не забыть мне тот памятный сорок первый год. Мы жили в тесноте, в холоде, работали в ночную смену (не хватало помещений), в нетопленых павильонах, мечтая о стакане горячего чая. Случалось, в гриме уходили домой и валились без сил.

А сводки с фронтов приходили тревожные… Именно тогда я узнала удивительного Крючкова-оптимиста. В нем всегда было так необходимое многим из нас начало – воля, вера, юмор, душевная поддержка. Я думаю о Сергее Луконине, которого сыграл Николай Афанасьевич. Будь сам Крючков другим, в тех суровых обстоятельствах военных лет едва ли удалось бы ему воплотить в своем герое лучшие черты советского человека, воина…

Лучшего партнера я не встречала. Меньше всего Крючков заботится о том, как будет выглядеть в кадре. Он всегда думает о партнере, всей душой стремится помочь ему. На съемочной площадке часто случается, что партнер Николая Афанасьевича, не знающий, как сыграть конкретную сцену, встретится глазами с ним – и все становится на свои места.

У тех, кто впервые оказался на съемочной площадке, может создаться ошибочное впечатление, что он работает без особого напряжения. Этакая легкость, за которой, кажется, и труда никакого нет. Но именно труд – упорный, серьезный, подвижнический труд актера – рождает эту легкость, внешнюю и внутреннюю свободу на площадке.

Вот и вспомним еще раз крылатую фразу художника А. Саврасова: «Будет просто, когда переделаешь раз сто». Эта кажущаяся «простота» и придавала Николаю Афанасьевичу «ощущение свободы», в которой он чувствовал себя полностью раскрепощенным от условностей искусства и жил полнокровной жизнью своих героев.

Отсюда и органичность таланта Крючкова, о чем уже много говорили и писали, его природное соответствие своим героям. Николай Афанасьевич соглашался с этим, но с небольшим уточнением: одной природной органичности не хватит на всю жизнь. «Ее накапливать надо, воспитывать, пополнять, обновлять жизненным опытом».

Образ Сергей Луконина создавался на довоенных представлениях о войне. Он был овеян пафосом, романтической приподнятостью, совершенной уверенностью в своей неуязвимости. Таким его и сыграл Крючков.

Жесткая и жестокая правда войны сняла с нее покров романтики. И эта обнаженная правда потребовала новых героев.

В самые трудные дни летней военной кампании 1942 года газета «Правда» стала печатать из номера в номер пьесу Александра Корнейчука «Фронт», в которой автор резко критиковал через образ генерала Горлова устаревшие способы ведения войны.

Собственно, конфликт, обозначенный в пьесе, должен был решать еще до войны сам Верховный Главнокомандующий, а не перепоручать его войсковому политработнику полковнику Корнейчуку. Тем более расхожий банальный конфликт новатора с консерватором здесь, в конкретном случае, нес в себе общенациональную зловеще-трагическую окраску и не мог быть разрешен на театральных подмостках. Когда же пьесу экранизируют в конце 1943 года, ее общественная, политическая и познавательная значимость будет равна нулю, а драматургический конфликт уже не представит никакого интереса.