Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он придирчиво осматривает содержимое холодильника. На столешнице начинают появляться продукты.
— Покажи, в какой посуде, я сама приготовлю, — предлагаю, убирая волосы за спину.
Дан хитро прищуривается, и я моментально оказываюсь прижатой к рабочей поверхности. Его руки стискивают массив из бурого камня по бокам от меня.
— Я тебя позвал не для того, чтобы эксплуатировать на кухне, — короткий непривычно нежный поцелуй заигрывает волосами на затылке. — Просто расслабься и получай удовольствие.
Тёплая ладонь проскальзывает под грудь, оттуда уверенно спускается ниже, замирает на мгновение на животе… Неуверенно поглаживает, едва касаясь ткани.
Мы одновременно вздрагиваем. Дан откашливается и суматошно выливает в небольшую кастрюлю стакан молока. В тишине слышен слабый треск огня из конфорки, а спину согревает теплом его тела.
Молчание дышит домашним уютом, словно этот ужасный год мне приснился. Словно Север не отверг мои чувства, а я дождалась его из армии и целовала на перроне, не видя неба за пеленой блаженных слёз. В этом хрупком выдуманном мгновении мы бесконечно счастливы… и могли бы сегодня зачать новую жизнь. Наше общее продолжение.
— Ты перестала дышать, — шепчет он неожиданно. — Анька… Всё хорошо будет, слышишь?
Я зажмуриваюсь, пытаясь запереть в себе эмоции.
Заткнись, Даня! Не рви мне душу!
Всё-таки выдыхаю. Осторожно, чтобы не сорваться на всхлип.
Дан высыпает в закипающее молоко какао-порошок. Я молча беру венчик и осторожно помешиваю. Мысли разбегаются в стороны, уступая какой-то нездоровой заторможенности.
— Надеюсь, ты не имеешь ничего против сладенького? — ложка в его руке замирает над ароматным варевом.
Качаю головой, наблюдая за тем, как тонкая нить сгущёнки исчезает в пышной пене. Дан выключает плиту и добавляет щепотку корицы. Пахнет умопомрачительно. Но меня почему-то начинает слабо мутить.
— Мне нужно присесть, — поворачиваюсь и устало упираюсь в обнажённую грудь руками. — Отпустишь?
— Не отпущу, — он сжимает меня: комкает в неразборчивых быстрых объятиях, выдавливает из загоревшихся от тесноты лёгких последний воздух и замирает, снова пряча лицо в волосах. — Отпустил уже раз…
Я вскидываю голову, твёрдо всматриваюсь в муторные, колючие глаза моей самой большой ошибки.
— Этого хватило.
Горько, но так и есть.
Дан хмурит брови, а я сажусь у окна. Он вкладывает мне в руки кружку обжигающего какао. Смахивает зелень в салатницу, режет огурцы. И постоянно спрашивает. Обо всём. Что люблю, что нет. Мои односложные ответы постепенно обретают подробности. Его лицо всё чаще озаряет улыбка.
Дан, как и любой пикапер, хороший слушатель. Его душа осталась покрытой мраком, моя — вывернута наизнанку. Это одновременно странно и естественно. Взвинченность отпускает. Я пью какао, искренне наслаждаясь общением. Смеюсь рассказам о том, как Лис добивался своей девушки.
Дан хохмит, ругается на дичь, которая никак не спешит зарумяниваться, иногда невзначай проводит пальцами по моим волосам, и всё это так мило. Так умиротворённо. Конечно же, не идиллия, но как минимум затишье.
Я не хочу думать о завтрашнем дне. Будет так, как будет. Поживём — увидим.
— Скажи, Анют, — смеётся он, пытаясь с помощью зубочистки определить степень готовности утки. — Как тебе удаётся так быстро находить общий язык с этими маленькими… Твою ж дивизию! Отомстила-таки, дрянь болотная!
Пригвоздив наш ужин взбешённым взглядом, Дан шумно закрывает духовку и опускает руку под струю воды. Пытаюсь встать, чтобы осмотреть ожог, но слабое головокружение раскручивается до адской карусели. Выпитое какао просится сойти с аттракциона если не ртом, то хотя бы носом. Всё-таки нужно было дочитать инструкцию, сейчас бы как минимум знала, какие ждать сюрпризы.
— Я на минутку, — бросаю, выходя из кухни. Дан что-то отвечает. С улыбкой. Вероятно, говорит, что всё в порядке, но я неуверенна. В ушах стоит гул, и голова тяжелая из-за чего предметы выглядят немного размыто.
В ванной умываюсь холодной водой. К счастью, этого достаточно, чтобы привести себя в чувство.
На ватных ногах добираюсь до кровати. В комнате душно. Белоснежная подушка пахнет Даней: морозным инеем и терпкой полынью. От знакомого запаха мгновенно плывёт в голове. Непослушными руками жадно провожу по смятой наволочке. Распрямляю каждую складочку, как если бы это был чистый лист, а сон, смежающий веки — билетом в один конец. Туда, где мы будем счастливы. Обязательно будем.
Глава 29
Больше, чем секс
Дан
Я смотрю на Анюту, такую беззащитную во сне и медленно вожу пальцами по обнимающей меня руке. Наслаждаюсь теплом, очерчиваю родинки, едва различимые в вечерних сумерках. Осторожно убираю прядь волос со щеки, стараясь не разбудить. Кажется, она проспит до утра. Пусть. Пусть отдыхает. Вымоталась. Сама говорила, что мать сегодня на смене, а отец ещё пару дней в рейсе.
Оглаживаю её взглядом, кончиками пальцев. Вскользь изучаю расслабленный профиль и поражаюсь, как можно знать девчонку всю жизнь… не зная о ней ничего. Не удивительно, что вырубилась. Доконал я её устроенным допросом.
Понимаю, что выгляжу как натуральный маньяк, но ничего не могу с собой поделать. Мне хочется узнавать-узнавать-узнавать обо всём: любимое время года, какую музыку слушает, какие книги читает. У нас не так много общего, но каждое попадание в радость. Даже если это всего лишь стрёмный, совсем неприсущий среднестатистическому пацану восторг при виде сверкающей рождественской гирлянды.
Мы, не сговариваясь, обошли только тему отношений. Ане она тяжело даётся, а я не хочу мотать ей нервы. Смысл бросаться громкими словами? Делом нужно доказывать, иначе не то. Анюта сама со временем убедится, что в ней есть абсолютно всё, необходимое мне для счастья. Своё бы удержать, какой там на сторону смотреть. Чувствовал я это давно, а осознал только с мыслью, что она может носить под сердцем нашего ребёнка.
Телефонный звонок выдёргивает меня из глубины мыслей. Чертыхаюсь первый раз нашаривая мобильный, и второй — уже сочнее — увидев номер.
Отцу-то я на кой сдался?
— Здравствуй, Дан, — лаконично и, как всегда, на ходу. — У тебя брат родился.
Ни «Как жизнь?», ни «Что делаешь?» на худой конец. Ничего лишнего.
— Поздравляю, — усмехаюсь, прикрывая за собой дверь.
— Подъезжай завтра, вместе навестим.
— А я там что забыл? — отзываюсь холодно, подразумевая «пшёл в баню, нам не по пути»
— Ты можешь хоть раз не быть таким засранцем? Это. Твой. Брат, — чеканит он свирепо. — Мне что, каждый раз насильно выбивать встречи?
— Недавно виделись, — прислоняюсь затылком к прохладной стене. Сам не замечаю, как повышаю голос. Удовольствие, честно говоря, изначально сомнительное.
Нет, серьёзно. На черта мне участвовать в идиотском представлении, не понимая даже, что оно вообще призвано представлять:
