– Клянусь, я ничего не знаю! – Глаза наложницы расширились от страха. – Госпожа ничего мне не приказывала…

Ирод замахнулся на нее мечом – но увидел ее страх, беспомощность и подумал, что девчонка и впрямь ничего не знает.

И еще он вспомнил запрокинутое лицо слепого старика… вспомнил неясную угрозу, которую тот бросил тетрарху перед тем, как без сил обвиснуть в руках солдат…

Он понял, что тот имел в виду: кольца сами выбирают себе нового хозяина и только ему служат верой и правдой. А его, Ирода, они не приняли, он попытался захватить их силой, а этого кольца не прощают…

Тетрарх отступил к двери, уронил меч и без сил схватился за окровавленное лицо.

Дверь опочивальни распахнулась, и в нее ввалились рослые, плечистые легионеры в запыленных доспехах.

Впереди шел центурион, которого тетрарх не раз видел рядом с римским наместником Галилеи.

Центурион одним цепким взглядом окинул опочивальню. Он бросил покрывало нагой, трясущейся от страха наложнице, отшвырнул носком сапога-калиги меч тетрарха, склонился над ним и проговорил голосом, рокочущим, как камнепад:

– Тетрарх Ирод Антипа! Именем божественного императора и принцепса Тиберия Августа ты лишен всех титулов и привилегий! Ты будешь препровожден в Рим, где божественный Тиберий решит твою дальнейшую судьбу!

Но бывший тетрарх и правитель не слышал этих роковых слов.

Он смотрел своим единственным глазом на остатки изрубленной шкатулки и беззвучно шевелил губами.

По тель-авивской набережной, обшитой просмоленными досками, шел мужчина лет сорока в светлом пиджаке.

Воротник пиджака был поднят: с моря дул резкий порывистый ветер, срывая клочья пены с бьющихся о бетонный мол волн и орошая брызгами деревянный настил набережной. Да и вообще в декабре в Тель-Авиве далеко не жарко, и белый пиджак прохожего казался совершенно неуместным.

Правда, немногочисленные серфингисты, редкой цепочкой растянувшись в полосе прибоя, все еще пытались поймать свою волну, и им это изредка удавалось. Вот и сейчас один из них поднялся во весь рост и, ловко балансируя на доске, скользил к берегу на гребне волны.

Кроме них, время от времени по набережной пробегали смуглые подтянутые старики – любители здорового образа жизни, процветающие и обеспеченные жители фешенебельных кварталов северного Тель-Авива.

Многочисленные кафе, разбросанные вдоль пляжа, давно уже опустели. Большинство владельцев убрали яркие пластиковые стулья и столики до лучших времен, а посетители теснились теперь в крытых одноэтажных домиках, потягивая кофе по-турецки и глядя сквозь широкие окна на хмурое, беспокойное море.

Мужчина в белом пиджаке свернул в одно из таких зданий, с яркой вывеской над входом «Кафе Бецалель».

Внутри было тепло, но накурено: большинство посетителей составляли смуглые мужчины восточной наружности, курившие крепкие турецкие сигареты и беседовавшие вполголоса о каких-то загадочных и наверняка не вполне законных делах.

Навстречу вошедшему шагнул официант – худощавый юноша-эфиоп в клетчатом хлопчатом платке на узких плечах. Он не успел ничего сказать, как вошедший проговорил по-амхарски, на языке живущих в Израиле эфиопов:

– Меня ждут. Господин Магриди назначил мне встречу…

– Да, конечно. – Эфиоп поклонился и повел гостя в заднее помещение кафе.

Там было всего несколько посетителей – толстые, вальяжные оптовые торговцы пряностями и фруктами.

В самом дальнем конце помещения, на низком диване, накрытом полосатым покрывалом из верблюжьей шерсти, сидел совершенно не похожий на остальных худой человек, закутанный в светлые восточные одежды. Клетчатая арафатка закрывала его голову и плечи, низко опускалась на лоб. Из-под нее виднелся только хищный крючковатый нос, плотно сжатые губы и единственный глаз. Второй глаз был закрыт черной шелковой повязкой.

В довершение ко всему, колоритный субъект курил кальян. В общем, он выглядел так, как будто сошел в это кафе прямиком со страниц одной из сказок «Тысячи и одной ночи».

Человек в белом пиджаке направился прямиком к этому экзотическому персонажу и поздоровался с ним на каком-то непонятном языке.

Официант не узнал этого языка, хотя свободно владел большинством основных языков Израиля – ивритом и арабским, английским и фарси, разумеется, своим родным амхарским. Он даже знал немного слов по-русски – в последние годы в Израиле многие люди говорили на этом языке. Однако язык, на котором разговаривали эти двое, был ему совершенно не знаком. Хриплый и гортанный, он казался удивительно древним и больше напоминал не один из человеческих языков, а грохот горного камнепада или отдаленный рокот надвигающейся грозы.

Впрочем, официант был не любопытен и отлично знал главное правило: чем меньше ты лезешь в чужие дела – тем меньше у тебя проблем, и тем дольше ты живешь.

Поэтому он скромно удалился, прежде спросив у нового гостя, чего он желает.

– Кофе, – бросил человек в белом пиджаке и сел рядом с одноглазым на полосатый диван.

Едва официант ушел, он спросил одноглазого:

– Зачем ты меня звал, господин?

Тот отнял от губ мундштук кальяна и проговорил, разлепив узкие губы:

– Кольцо ушло у меня из-под самого носа!

Человек в белом почтительно молчал. Правда, само это молчание можно было трактовать как насмешку: мол, как у вас, господин, что-то не заладилось, так вспомнили обо мне! Поэтому одноглазый раздраженно фыркнул и бросил подозрительный взгляд на своего собеседника. Впрочем, тот выглядел вполне смиренно.

– Кольцо улетело очень далеко, в Россию. Там мне нечего делать – я буду выглядеть слишком неуместно, слишком заметно. Так что придется тебе лететь в Россию. Тем более что, насколько мне известно, два других кольца тоже там…

Человек в белом пиджаке удивленно взглянул на одноглазого. Откуда у господина такие сведения? До сих пор речь шла лишь об одном кольце, только одно кольцо появилось на рынке в Яффо. Может быть, оно лежало там, среди ненужного хлама, много-много лет, может быть, оказалось там только позавчера. С этими кольцами никогда ничего нельзя знать заранее, ни в чем нельзя быть уверенным…

Одноглазый совершенно точно прочитал его мысли.

– Так и бывает. Как только проявится одно кольцо, тотчас же из небытия возникают два других. Пути их неисповедимы, но сейчас кольца там, в России, я точно знаю. И ты должен их найти и забрать.

Человек в белом пиджаке опустил внезапно заблестевшие глаза.

Он не ошибся? Господин действительно доверил ему такое важное дело? Если так… если так, то в его руках могут оказаться все три кольца, а это значит…

– Смотри у меня! – прошипел одноглазый, снова прочитав его мысли. – Я буду следить за тобой. Если ты возомнишь о себе слишком много… если ты посмеешь…