Сразу же после посадки на «Салют-5» отправились Быковский с Аксеновым. И тоже всего месяц там пробыли. Вроде для геодезических исследований летели. Только липа это все была, слишком дорогая штука – запуск, чтобы ради геодезии миллионы долларов вколачивать. Впрочем, тогда секретили все по-черному.

И этот экипаж на станции всего месяц пробыл, в сентябре уже вернулись. А в октябре «Союз-22» туда летит. Стыковка отменяется, экипаж совершает срочную посадку. И садились в нерасчетном месте: на озеро Тенгиз, к тому же ночью.

В феврале семьдесят седьмого на станцию корабль «Союз-24» запускают. Этот экипаж всего 17 суток на борту «Салюта-5» пробыл. Больше на «Салют-5» не летали, в том же семьдесят седьмом затопили его в океане.

И с туманом этим непонятно все так и осталось. Грешили на систему жизнеобеспечения. Даже газоанализатор потом на борт доставляли. Все в норме.

И у штатников сходная ситуация была. Они когда свой «Скайлэб»[6]запустили, то при старте от вибрации механика повредилась. И солнечные батареи полностью раскрыться не смогли. Да еще противометеоритный экран отлетел и заклинил. Первой экспедиции пришлось в жуткой жаре работать. Из-за того что солнечные батареи не полностью раскрылись, система охлаждения почти не функционировала. И ничего. Экспедиция отработала, чувствовали себя нормально. А вторая экспедиция – то же самое, что у наших. Так и не оклемались до конца полета.

«Скайлэб», к слову сказать, тоже невезучим оказался. И его затапливать пришлось.

Петрович дал им проникнуться аналогией, затем продолжил:

– В общем, тема такая, мужики: если ситуация вас корежит, ломает, злит, вы не поддавайтесь. И чем больше злость в себе чувствуете или там отчаяние, тем больше вы к этому делу – с юмором. Вас плющит, а вы веселитесь. Меня это не раз выручало. Такие дела, мужики. Главное – к очку в плен не попасть.

Такой вот странный разговор тогда получился. Впрочем, потом выяснилось, что и с дублирующим экипажем Петрович таким манером беседовал. На той же самой аллее.

«Интересно, что ощущают сейчас Серега с Толиком, дублеры? В прессе да на телевидении сейчас небось сущее светопреставление. Еще бы, никогда такого не было, чтобы корабль исчез. В Думе снова грызня затеялась, парламентские комиссии и все такое. Как всегда. Петровича имеют, поди, все кому не лень. Будут стрелочника искать, пока не найдут. Или пока еще какая-нибудь катастрофа не приключится. Тогда о нас забудут…»

Алексей тяжело вздохнул.

– Слышь, Леха, а даки кем были? – Голос командира вывел Коршунова из задумчивости.

– Какие даки?

– Ну ты что, не помнишь, что ли? Фильм еще такой был, «Даки» называется. Неужто в детстве не смотрел?

– Смотрел, конечно. У него еще продолжение было, «Колонна».

– А даки кем были? Вроде не славяне, а?

– Не славяне. Они же с римлянами воевали, а славяне позже появились.

– Может, это даки, местные-то? – выдвинул предположение Черепанов. – Не похоже?

– Да нет. – Алексей перевернулся на бок, почесал искусанную блохами шею. – Даки вроде побогаче жили. И горы там. Фильм же румынский был.

– Слышь, а там с даками еще какие-то хмыри то дрались, то вместе воевали. Ну, они их еще подставили в конце. Кто эти хмыри были, не помнишь?

– У которых вождь в страшной маске такой на качелях качался?

– Ага.

– А хрен его знает. Варвары.

– На здешних похожи, точно?

Леха хмыкнул. Встал, потянулся.

– Эх, сейчас бы перед видиком завалиться. И чего-нибудь этакого для оттяжки. Современного. «Матрицу» какую-нибудь.

– Будет тебе «Матрица»! – хмыкнул Черепанов. – Будет тебе и какао с чаем. Поднимайся. Пойдем барахло оттащим, пожрем и до холма прогуляемся. Хочу я на крепость их поближе поглядеть. И с комендантом ее, Гардой, познакомиться, про которого Книва говорил. Любопытно мне…

Долгую жизнь прожил Ханала, много удивительного видел. Видел, как истощался мир и лжи становилось все больше. Он как думает, Ханала: ни к чему могучим богам во вместилище железном странствовать. Нету в этом величия, как нет величия в поросенке, которого в мешке несут. Вот сидел он, Ханала, с богами чужими за одним столом. И не видел в них величия. А страх скрываемый видел. Будто у юнцов, которые впервые переступили порог мужской избы.

Не знает он, ох не знает. Может и так статься, что и боги в оскудевшем мире в ничтожество впали. А может, изгнанники они, оттого и странствуют по миру неприкаянно.

Тотила-жрец – он бы сразу сказал, боги пришлецы или люди. Но нет Тотилы, много зим уже нет. А тем жрецам, что ныне богам служат, с Тотилой не сравняться.

Вот когда был Ханала у тиудов, народа дикого, что сторожит путь к Скандзе, видел он чудное. Есть в тех краях холм великий, а у подножия холма роща растет. В рощу ту никто не ходит, ибо в ней злое божество обитает. И для ублажения того божества тиуды делают так. Берут они пленника из племени, на которое набег учинили, и ведут на холм. А на вершине холма столб вкопан. К тому столбу и привязывают пленного. И оставляют. А сами вниз идут и прячутся.

Он, Ханала, собственными глазами это видел, оттого и говорит. И нету лжи в его словах.

В тех местах летом ночи нет, а лишь сумерки. И в сумерках из рощи заповедной облачко малое исходит и вверх по склону холма движется. И на вершине до рассвета стоит. А потом исчезает бесследно.

Когда день начинается, вновь идут тиуды на холм. Ханала сам с ними туда поднимался и видел все собственными глазами. Труп обескровленный на веревках, к столбу привязанных, висел.

То – божество истинное. А эти…

Не до́лжно богам от народа своего уходить. Никогда прежде не слыхивали о таком. Но – о многом прежде не слыхивали. А ныне – вот оно, есть.

К концу мир идет, ибо обветшал. Как ткань истлевшая расползается. И незачем в суть вещей вникать, ибо не стало сути. Изолгался мир, к концу стремясь. И люди мелкими стали и убогими. И боги, видно, измельчали.

Когда по широкой реке плывешь, берега медленно движутся. А узкой река делается – и берега назад быстро убегают.

Так и мир. Все суетно и ничтожно. Раньше все неторопливо шло. А ныне? Не упомнишь ничего, столь быстро все меняется. Да и помнить неохота. Нет ныне такого, глядя на что – радуешься.

Да, смотрел он, Ханала, на чужих богов. И на вместилище их смотрел. И вроде по облику боги они, а все равно сомнение гложет. И вот что он, Ханала, думает: праздные это боги[7]. Вроде луговых божеств. Или тех, которые на лесных опушках живут. И с этими, как с теми, поступать должно. А что есть праздные боги – то ведомо.