— А теперь, когда я здесь, я вижу, что двор разделился на тех, кто поддерживает меня, и тех, кто нет. Не затем я сберегал себя двадцать лет в тюрьме, чтоб на свободе меня убили предатели!

— Конечно нет. Да сохранит вас Бог, — подтвердила Пери.

— Однако враги повсюду, — продолжал он. — Я не буду чувствовать себя в безопасности до самой коронации, когда каждому мужчине и каждой женщине придется поклясться перед Богом в покорности мне и запомнить, что кара за неповиновение — смерть.

— И у тебя будет много легче на сердце, — сказала его мать.

Недавно звездочеты решили, что сочетание светил наконец благоприятно, и коронацию назначили на следующую неделю.

— Но и тогда мне придется быть бдительным, ибо сердца людские чернее грязи. Моим величайшим желанием остается, чтоб содержимое ума любого человека открывалось мне, как страницы книги, и ни одна измена не ускользала бы от моих глаз. Тогда, и только тогда я буду чувствовать себя в безопасности.

Волосы у меня на предплечьях встали дыбом.

— Через некоторое время я узнаю, для кого мои интересы прежде всего, — добавил он, взглянув на мать.

— Брат мой, располагайте моими услугами, когда понадобится. Как вам известно, вельможи встречаются со мной каждое утро, так что жизнь дворца не останавливается.

Я обрадовался, что Пери упомянула о встречах. Теперь Исмаил не мог заявить, что она занимается чем-то за его спиной, и должен был сказать, как он оценивает ее действия. С нетерпением я дожидался его ответа.

— Да, я знаю про вельмож, которые приходят к тебе, — ответил он. — Время покажет, кто из них мне верен.

Странный ответ — ни осуждающий, ни одобряющий, и я задумался: не причислил ли он свою сестру к тем, в чьей верности следует усомниться?

— Я бы не назвала вам человека, в ком не была бы уверена, — сказала Пери. — Однако есть тот, кто вызывает у меня сомнения: мирза Шокролло.

— Я помню о твоих сомнениях, — отвечал Исмаил, — но его колебания, служить ли женщине, вполне понятны.

— Я шахской крови, — сказала Пери. — Тут не может быть колебаний.

— Верно. Тем не менее мне нужны люди, подобные мирзе Шокролло. Он разбирается в денежных делах двора лучше, чем кто-либо еще.

Пери не удалось скрыть гримасу.

— Мой сын, — вмешалась Султанам, — пришло время послеполуденного отдыха. Ты должен понемногу восстанавливать свои силы.

— Только один миг, у меня очень важное дело, — ответила Пери.

— Да, матушка, — отозвался Исмаил, не обратив внимания на мою госпожу. — Как я счастлив, что есть кто-то заботящийся о моем благе! Пойду-ка прилягу.

Спать, когда надо столько всего сделать?

— Спасибо за стихи. Скоро встретимся и поговорим.

Он поднялся и пошел прочь, а матушка следовала в полушаге за ним.

Когда мы возвращались во дворец, Пери словно смотрела внутрь себя. Я спросил ее, могу ли чем-нибудь помочь, но она печально ответила:

— Все это время я воображала, как вернется мой брат, и даже не подозревала, что буду разговаривать с чужаком. Я могу лишь надеяться, что время снова обратит его в моего брата.

— Достойная повелительница, я полагаю, что он просто боится. Он весь — одно мрачное предчувствие и смятение, а вы — солнце разума.

— А это значит, что мне день за днем придется доказывать ему, что мои стремления полны верности.

— Это мудро.

Мы разбирали наилучшие способы доказать ее преданность, но, прежде чем мы сумели воплотить наши замыслы, Исмаил объявил, что не будет встречаться ни с кем, кроме своих ближайших советников, пока не завершится коронация. Когда Пери получила это известие, в ее глазах засветилась боль. Как мог Исмаил отстранить свою собственную сестру, столько сделавшую для того, чтоб он взошел на трон? Неужели кто-то близкий к нему очернил ее имя?

Рано утром я отправился к дому Шамхала с мешочком серебра в рукаве. Когда слуга отворил мне, я попросил позвать знакомого евнуха, служившего при дворе посыльным. Расцеловав его в обе щеки, я опустил серебро ему в рукав и поинтересовался, вправду ли его хозяин болеет. Он сказал, что нет. Когда я попросил подробностей, он шепнул, что Шамхал-хана каждый день приглашают к Исмаилу.

Вернувшись к Пери, я сказал, что могу открыть ей нечто, но сама мысль об этом лишает меня дыхания. К счастью, она пресекла пространные изъявления сожаления, обычные в таких случаях:

— Говори.

— Возможно ли, что ваш дядя попал в милость к Исмаилу?

— Конечно нет. Он бы сказал мне.

Я принял озабоченный вид, словно беспокоясь о его здоровье:

— Но мы не видели его уже давно. Вы думаете, что он все еще болен?

— Скорее всего.

— Тогда его наверняка обрадует ваше посещение.

Глаза Пери нашли мои.

— Что именно ты узнал? Говори!

— Исмаил пригласил его бывать там ежедневно.

— Вот как — не меня? Откуда ты это знаешь?

— Заплатил кое-кому.

— А деньги чьи?

— Мои собственные.

— Когда я тебе позволила сделать это?

— Вы не позволяли.

Ее брови сошлись, и я испугался бури.

— Ты намекаешь, что мой дядя предает меня?

— Конечно нет, достойная повелительница. Я просто думал, что вы захотите узнать о его действиях.

Мне приходилось быть дипломатичным.

— Но как ты посмел? Если мой дядя проведает, что ты следил за ним, тебя затопчут насмерть.

— Мой долг — защищать вас, несмотря ни на что.

— Так говорят все слуги, чтоб оправдать свое содержание, — фыркнула Пери.

Слуги нередко рисковали собой, дабы заслужить доверие своих хозяев, но мои побуждения были серьезнее. С недавнего времени я начал испытывать к Пери что-то похожее на нежность. Ее уязвимость пробудила все мои защитные инстинкты, словно это была моя сестра, которую я никогда не видел взрослеющей. Глядя, как Пери сражается с выпавшей ей судьбой, я не мог не думать о Джалиле, и страстно хотелось смягчить обрушивающиеся на сестру удары. Наверное, мои глаза слишком явно отразили мои чувства, потому что гроза сошла с лица Пери.

— Я не собираюсь судить о твоих действиях, пока не разберусь в этом деле. Ты доказываешь свою верность каждый день.

Я наконец смог выдохнуть. Появилась надежда, что Пери задумается над тем, как предстать в глазах Исмаила верной слугой, а не докучливой просительницей.

— Достойная повелительница, соловью легко быть верным розе, — сказал я. — Ваш путь куда тернистее, чем мой.

В правление Зоххака родился благородный отрок именем Ферейдун. Судьба этого отрока была столь могучей, что рождение его проникло в сон шаха и встревожило его. Зоххаку приснилось, что этот Ферейдун станет отважным воителем и лишит его трона. В ужасе он пробудился, испуганный настолько, что отдал приказ найти ребенка.