— Судя по возрасту, вполне мог воевать с турками в последнюю войну, — предположил Мосин. — Странно… Что могло заставить такого человека пойти на преступление? Убеждения?.. Нужда?.. Обман?..

Ардов невольно обратил внимание на наколку на тыльной стороне кисти убитого, выпростанной из рукава, — подобие картуша с саблями и надписью в центре щита «Шипка 1877»[59]. Сам рукав был изодран. Сыщик достал клочок ткани, что снял с гвоздика под окнами квартиры Лундышева, и приложил к прорехе. И по цвету, и по выделке кусок совершенно совпал с материалом поддевки.

Брусникин дал задание своим людям убрать покойника, а сам увлек Жаркова на веранду, где принялся что-то обсуждать. Ардова это не удивило, он знал, что Петр Павлович иногда оказывал бывшим коллегам посильную помощь. Чем же еще можно объяснить настойчивое нежелание криминалиста видеть картину преступления в доме Лундышева в объективном свете?!

Илья Алексеевич вспомнил, как изменился в лице Жарков во время разговора у парадного подъезда в доме на углу Гороховой и Садовой после осмотра квартиры капитан-лейтенанта. Сыщик мысленно возвратился в то место и, повернувшись, попытался проследить за направлением взгляда криминалиста, желая понять, что его так обеспокоило. Присмотревшись к неподвижной черной карете, Илья Алексеевич приметил, как в приоткрытой двери мелькнула рука в белой перчатке под треугольным обшлагом голубого кителя. Вынырнув из «римской комнаты», Илья Алексеевич невольно перевел взгляд на полковника Брусникина, который продолжал разговор с Жарковым, энергично жестикулируя рукой в белой перчатке под таким же треугольным обшлагом.

Накинув на плечи сюртук, Ардов, прихрамывая, вышел на веранду. Жандармы уже вернули под абажур исправленную керосинку.

— Я бы желал получить разъяснения, господа, — сказал сыщик как можно увереннее.

— О чем вы? — обернувшись, удивился Брусникин.

— Вы осуществляли надзор за Лундышевым, не так ли? В чем вы его подозревали?

— Это дело касается государственных секретов, я не могу разглашать.

— Меня только что пытались убить, — напомнил сыщик. — Думаю, причина — участие в этом расследовании. Вы обязаны посвятить меня в действия, которые предпринимаете со своей стороны.

— Сергей Николаевич, полагаю, господин Ардов прав, — вступил в разговор Жарков. — Дело отнюдь не закончено. Опасность не миновала.

Полковник некоторое время поиграл желваками, после чего энергично тряхнул головой.

— Хорошо, — согласился он. — Как вам, наверное, известно, мы осуществляем негласный надзор за всеми, чьи занятия касаются чувствительных сторон устойчивости и благополучия нашего государства. Лундышев был замечен нами в компании советника турецкого посла. Мы не исключали, что турки, не желая допустить укрепления русского флота, попытаются склонить Лундышева подделать экспертизу, чтобы расстроить сделку по лицензированию крупповской брони на русских заводах.

Илья Алексеевич хотел было что-то возразить, но сдержался.

— Одноухий несколько раз встречался с Лундышевым, — продолжил Брусникин, — и мы полагали, что он мог выполнять функции связного. В день убийства мы успели отследить, что он явился к Лундышеву на работу и сопроводил до дома. Потом пропал. Этого было вполне достаточно, чтобы предположить его участие в устранении капитан-лейтенанта.

— Вы увидели, что Лундышев вернулся домой с портфелем, и потому попросили Петра Павловича вернуться и найти его? — подсказал Ардов то направление сюжета, которое его сейчас интересовало.

Брусникин переглянулся с Жарковым.

— Да… — признался полковник. — После обнаружения карты с местами закладки мин в Сестрорецке наше понимание роли Лундышева в турецком деле изменилось. Стало очевидно, что он сам был одним из верховодников этой шайки и лично организовал взрыв здесь, на заводе.

— А как же быть с броней? — не выдержал Ардов.

— Заведомо зная, что немецкая броня низкого качества, он сознательно стремился внедрить ее в производство по приказу турецких покровителей, — все тем же ровным тоном без тени смущения описал свою позицию Брусникин, будто зачитал показания в суде.

— Постойте, вы только что утверждали, что цель турков была совершенно противоположной — не допустить производства прекрасной крупповской брони на Обуховском заводе.

— Вопрос с качеством брони нуждается в уточнении, — уклончиво ответил полковник. — Сейчас этим занимаются.

Понимая, что эта злополучная броня действительно остается весьма скользким местом и разговор может увязнуть во взаимных упреках, Петр Павлович поторопился двинуть беседу в конструктивное русло:

— Нам нужен был Одноухий, чтобы выйти на организаторов.

— То есть версия о «третьем» была изобретена вами специально для меня? — уточнил Ардов. — Чтобы я увлекся поисками Одноухого, через которого вы рассчитывали получить свои ответы?

Жарков почувствовал, что и тут у Ардова имеются основания для скепсиса и даже раздражения.

— Выходит, так, — кротко признал он.

— И вы нафантазировали, будто Одноухий — любовник Серафимы Сергеевны и все это было подстроено ими для завладения деньгами покойного мужа? — продолжал напоминать товарищу давешний разговор в прозекторской Илья Алексеевич.

— Деньги действительно лежат на счете, — поторопился Брусникин — очевидно, это именно его служба раздобыла документ, которым вчера козырял Жарков.

— Послушайте, Петр Павлович, — сдерживая гнев, обратился к товарищу Ардов, — как же вы не понимаете, что нельзя вот так вот, в угоду своим гипотезам, своим фантазиям смешивать с грязью честь человека? Нельзя топтать его достоинство только потому, что так удобней объяснить очередную вашу выдумку про угрозу государственным устоям?

— Ну вот что, Ардов, — возвысил голос Брусникин, почувствовав, что разговор все же получил нежелательное направление, — вы этот свой обличительный пафос оставьте для курсисток. Совершено серьезное преступление! Подозреваются все, кто не имеет алиби.

— Дай вам волю — у вас завтра в шпионах пол-Петербурга окажется! — не сдержался Илья Алексеевич. — Похоже, для вас человек без подозрения — все одно что без штанов, неприлично даже.

— Подозревать — моя работа! — сквозь зубы произнес жандарм.

— Брусникин, — подступил к нему Ардов и пристально взглянул в глаза, — не тратьте силы: Лундышев никакого отношения к этому делу не имеет, его смерть — случайность, целью был Чептокральский. Он действительно связан со взрывом.

— Как?