Она осторожно потрясла старушку за плечо.

— Вставай, ма. Приготовь ванну и согрей для нас чай. И во имя всех святых, поскорей, хоть раз в жизни.

Окно в ванной было открыто, и теплый влажный ветер подул мне в лицо. На стуле лежал белый банный халат. Я надела его, потом пошла в спальню и легла на кровать. Старушка принесла чай. Я чувствовала себя опустошенной и умиротворенной одновременно — так бывает, когда у тебя жуткая зубная боль, и на мгновение она отпустила, и ты прекрасно знаешь, что вот сейчас она начнется снова, но все-таки испытываешь блаженство.

Мы встретились с Карлом и Джо в «Одденино»[40]. За роялем сидел Мелвилл Гидеон[41]и пел. У него это получалось неплохо.

Карл долго совещался с официантом по поводу меню. Из вин он заказал Chateau Yquem[42].

Когда обед был завершен и мы перешли к ликерам, Лори уже слегка перебрала.

Она сказала:

— Ну-ка, Карл, быстро говори, что ты думаешь о моей маленькой подружке? Правда, я нашла тебе хорошенькую девушку?

— Первый сорт, — вежливо произнес Карл.

— Мне не нравится, как одеваются английские девушки, — заявил Джо, — американки одеваются совсем по-другому. Более шикарно.

— Ладно, — сказала Лори, — хватит. Сейчас на ней одно из моих платьев, если хотите знать.

— А, — сказал Карл, — тогда другое дело.

— Тебе что, не нравится это платье, Карл? Чем же?

— Понятия не имею, — Карл пожал плечами, — какая разница?

Он взял меня за руку и улыбнулся. У него были ровные белые зубы. А нос такой, будто ему когда-то его сломали.

— Осторожно, недотепа, не разбей, — громко сказала Лори, обращаясь к официанту, который наливал ей в бокал ликер.

Джо умолк и с удивлением посмотрел на нее.

— Подайте нам счет, — попросил Карл.

— Точно, l'addition, l'addition[43]! — выкрикнула Лори, — я могу говорить понемногу на языках всех народов Европы — даже по-польски. Щас буду говорить по-польски!

— Женщина за соседним столиком очень странно на нас смотрит, — сказал Джо.

— Ах, женщина! — Лори привстала, — ах, она смотрит! Смотри, милое создание, смотри! Ну и личико! Господи Исусе! У нее физиономия, как у старой курицы. Сейчас я скажу ей пару польских слов.

— Не стоит, Лори, — сказал Карл.

— Но почему не стоит? — Лори бессмысленно поморгала, — какое право имеет эта старая курица и все курицы за другими столиками — как они смеют на меня так смотреть?

Джо начал хохотать.

— Ах, эти женщины. Как же вы сильно любите друг друга!

— Очень оригинальное наблюдение, — сказал Карл, — мы все большие оригиналы.

— Ты вообще умеешь разговаривать? — внезапно обратился он ко мне. — Что скажешь про даму за соседним столиком? Кажется, мы ей не очень понравились.

Я сказала:

— Она может перепугать кого угодно, — и они все засмеялись.

Но я думала о другом — как страшно, что люди могут так смотреть на тебя. Кажется, если начнешь гореть заживо, они даже не изменят выражения лица — просто будут смотреть на факел с любопытством. Этот стеклянный взгляд не выражает даже ненависти. Только затаенную надежду, что ты сгоришь заживо или тебя четвертуют, и все это произойдет у них на глазах. Даже спина чешется от этих пустых стеклянных взглядов.

— Перепугать? - громко переспросила Лори, — меня она не испугает. Меня так просто не испугаешь. В моих жилах течет, между прочим, здоровая крестьянская кровь.

— Первый раз слышу, что английская девушка хвастает тем, что у нее крестьянская кровь, — произнес Джо, — обычно они пытаются убедить тебя, что ведут свой род от Вильгельма Завоевателя или, как же его звали, того, другого…

— Но Лори у нас только одна, — сказал Карл.

— Точно, — сказала Лори, — другой уже не будет.

Я думала только о том, смогу ли я идти не шатаясь, когда придется встать из-за столика. «Надо постараться», — твердила я про себя.

Мы встали из-за столика.

— Подождите минуту, — попросила я.

— Прямо, вон там, за розовыми портьерами, — сказала Лори.

В дамской комнате я пробыла долго. Там был стул, и я на него плюхнулась. Мотив модной песенки вертелся в голове.

Спустя некоторое время служащая спросила:

— Вам нехорошо, мисс?

— Нет-нет, — сказала я, — все в порядке, спасибо, — положила шиллинг на столик и вышла.

— А мы думали, что ты утонула, — сказала Лори.

В такси я спросила:

— Я не очень пьяная?

— Конечно, нет, — сказал Джо.

Он сидел между мной и Лори, держа нас обеих за руки.

— А Карл где? — спросила я.

— «Где?» — ответило эхо, — сказала Лори.

— Карл велел мне попрощаться с вами за него и просил извинить его, — сказал Джо, — он получил срочное телефонное сообщение. Ему пришлось вернуться в отель.

— Поехал в свой отель, как же! — сказала Лори. — Я знаю, куда он отправился. На Кларджес-стрит. Не очень-то вежливо с его стороны уходить вот так, довольно даже грубо.

— Ну, ты же знаешь Карла, — сказал Джо, — и потом, я же остался. Так о чем же переживать?

Джо расплатился, все вышли из такси. Лори взяла меня за руку, и мы поднялись по ступенькам к дверям отеля. Оттуда доносился запах еды, на пыльном половике черными буквами было написано «РИЦ-ПЛАЗА».

Появился толстяк Джо заговорил с ним по-немецки.

Повернувшись к нам, Джо сказал:

— Он не может дать нам одну комнату, так что я заказал две.

— Сюда, пожалуйста, — сказал толстяк.

Мы поднялись за ним по лестнице в большую спальню. На стенах были коричневые обои. Толстяк чиркнул спичкой и зажег дрова в камине.

Каминная доска была очень высокой и покрашена в черный цвет. Там стояли две огромных вазы из темно-синего стекла и часы, которые показывали четверть четвертого.

— Боже, — сказал Джо, — это место навевает мрачные мысли.