Его легкая улыбка не очень-то сочеталась со смыслом произнесенных слов.

Вот это уже могло быть обидно, если бы Гэрэл испытывал гордость за Чхонджу, но он ее не испытывал. Если речь шла о Чхве Минсу, представителе одной из знатнейших семей Чхонджу, то Гэрэл не сомневался, что конкретно этот слух был чистой правдой — тупой боров путал даже простые иероглифы.

— К своему стыду, должен признать, что мои соотечественники действительно нечасто утруждают себя наукой, — суховато ответил Гэрэл. — Впрочем, это личное дело каждого.

— Вы, должно быть, очень способный человек, раз знания даются вам легко, — сказал министр.

Его слова были вежливы, но полны яда. Гэрэл обнаружил, что получает определенное удовольствие от манеры общения обитателей дворца. Слова тут всегда означали что-то другое, не то, что произносилось. Насколько все скучнее было в Чхонджу: грубость, как и ненависть, была простой и откровенной. А здесь — люди будто постоянно исполняли друг вокруг друга танец, не то желая ударить, не то просто оценивая противника… Гэрэл умел держать себя в руках, слыша обидные выпады; умел и сам шутить так, что собеседник бледнел и умолкал. Чаще всего требовался лишь пристальный взгляд, его внешность делала за него остальное. Он выдержал небольшую паузу, рассматривая министра своими холодными противоестественно-голубыми глазами, а затем растянул губы в почти приветливом оскале и сказал:

— Должно быть.

Этого оказалось достаточно, чтобы министр испуганно сжался и ничего больше не сказал.

— Знания никому не даются легко, — сказал Юкинари, восстанавливая в беседке мир: эта короткая фраза прозвучала так властно, что переругиваться больше никто не осмелился.

— Мне показалось, вы как раз из тех людей, кто всё схватывает на лету, — сказал Гэрэл все еще немного желчно.

В самом деле, есть хоть что-то, чего молодой император Рюкоку не умел бы? Красив, умён, талантливый правитель… Превосходно играет в «Туман и облака»…

— Нет. Было бы здорово, если бы всё давалось мне без труда — я бы тогда лучше высыпался, — усмехнулся Юкинари. — Но это не так…

Он поколебался, будто не был уверен, что хочет что-то сказать, но наконец признался:

— Помните, вы на празднике Семи Осенних Трав похвалили мои стихи… На самом деле я не заслужил этой похвалы. Я совсем не поэт, у меня нет таланта мгновенно придумать красивые строки, вдохновясь моментом, — мне приходится заранее сочинять и держать наготове стихотворения на разные темы, и их даже нельзя назвать моими в полном смысле слова… Вот Асикагэ — вы видели его на празднике, он служит в архиве — действительно талантлив, а я… я просто много читаю. Я собираю эти стихи из чужих, словно мозаику из кусочков. Может быть, придворные уже это заметили и продолжают хвалить их лишь из сочувствия.

— Свои костюмы и прически вы тоже заранее придумываете? — пошутил Гэрэл — и, похоже, угадал, потому что покрывало на лице Юкинари качнулось, будто он хотел что-то ответить, но промолчал.

Гэрэл представил себе, как Юкинари, сосредоточенно нахмурившись, набрасывает схемы нарядов на разные случаи жизни, но эта мысль вовсе не показалась ему забавной. Он увидел Юкинари с новой стороны, только сейчас осознав, что его совершенство — это результат постоянной упорной работы. Гэрэл понял, что был неправ, осуждая рюкокусцев за их продуманные до мелочей наряды, безупречную ухоженность и тщательный выбор поведения и слов. В этом была некоторая искусственность — да; но все это также означало и гигантское трудолюбие…

— Я думаю, что старание недооценивают, оно заслуживает больше уважения, чем талант. И стесняться его уж точно не стоит.

Юкинари увидел, что Гэрэл говорит искренне, и с благодарностью сказал:

— Я согласен. Расскажите, когда и почему вы решили научиться читать?

От этого вопроса Гэрэл растерялся. А когда он не знал, что сказать, он закрывался — ощетинивался, начинал говорить холодно и грубовато.

— Знания и мне давались нелегко, а письменность — особенно. Я начал учить иероглифы слишком поздно, мне было около восьми лет, поэтому я посвящал обучению много времени ежедневно, — неохотно признался он. — Поэтому я и сейчас стараюсь находить время для этих дел. Простите, но больше мне нечего рассказать.

Он не хотел обидеть императора невежливостью, но он не был мастером светских бесед, да и не годилось его детство в качестве темы такой беседы. Тем более в присутствии министра и главы Ведомства Налогов.

…Чертовски нелегко давались ему знания. Но без них он бы просто не выжил. Он вспомнил себя в семь лет, и воспоминание трудно было назвать приятным: щуплый, недокормленный мальчик-слуга с желтыми волосами и странным лицом, плохо говоривший на языке Чхонджу; каждый день приносил ему новый урожай синяков, поскольку он, ясное дело, был жертвой всех уличных задир. Он молча глотал слезы, пытался давать сдачи — поначалу без особого успеха, — и учил местный язык. Хозяин разрешил Гэрэлу посещать уроки вместе с его собственными детьми — за это, конечно, следовало благодарить маму. Правда, ему запретили открывать рот, он должен был только молчать и слушать и вообще вести себя как можно незаметнее, но он был благодарен и за это. Если поначалу он дрался с обидчиками отчаянно, но без правил, царапаясь и кусаясь, как уличная кошка, то потом додумался наблюдать за тренировками хозяйских детей — во все глаза следил за движениями, которые показывал учитель борьбы, а потом пытался использовать в драках эти приемы. А самое главное — у хозяина была библиотека, и Гэрэл днями напролет просиживал там, постигая смысл похожих на диковинных насекомых знаков, придуманных в Стране Черепахи, и науку, которую они скрывали. В конце концов травить его стало бесполезно: он стал говорить на чхонджусском получше большинства местных, научился бить больно, а издеваться весьма изощрённо. Со временем он даже завоевал уважение других детей: оказалось достаточно пару раз придумать хороший план кражи и перехитрить городских стражников…

Он бы предпочел корпеть над стихами, заниматься финансами и составлять наряды, даже если это означало недостаток сна. Впрочем, спорить с Юкинари, чья жизнь труднее, он точно не собирался.

(Ему вспомнилась метафора императора с ящиками. «А что, если жизнь вовсе не должна быть непрерывным тасканием тяжестей?..»).

Император смотрел на него и, похоже, пытался догадаться, о чем он думает. Кажется, он понял, что чересчур сухой ответ не был продиктован гневом или обидой.

— Мне понравилось играть с вами в «Туман и облака», — наконец сказал он Гэрэлу. — Вы достойный противник. Если захотите сыграть еще, приходите сегодня в то же место в то же время, что и в прошлый раз.

Гэрэл удивленно поднял брови —