«Процесс становления» тянулся еще три месяца. Наконец, даже не самые ретивые из конторщиков и артельщиков, понявшие, что «дело тут нечисто», потребовали выплатить причитавшееся им жалованье и вернуть залоговые деньги.

– Какие деньги? – искренне удивился Огонь-Догановский. – Все деньги находятся в кассе головной конторы ЧАО «Друг коннозаводства». Туда и обращайтесь. Мы же – простая контора по найму. Наше дело было нанять вас на службу, и все…

Обратились. Не только в Совет директоров и к председателю общества, но и в полицию.

Судебный следователь, что вел дело ЧАО «Друг коннозаводства», только разводил руками: и правда, контора Огонь-Догановского лишь нанимала людей на службу, и в ее обязанность не входила выдача жалованья и обеспечение служащих работой. Со своими обязанностями Огонь-Догановский справился блестяще: нанял более сорока человек, получил с них сорок четыре тысячи рублей залога, по три процента от годовой суммы дохода с каждого и 336 рублей серебром за составление 42 договоров по найму, причем все это было вполне законно и подкреплено бумагами и финансовыми ведомостями. К Алексею Васильевичу Огонь-Догановскому и его конторе, расположенной на левобережье Днепра близ церкви Михаила Архангела, не было никаких претензий. Залоговые же суммы, по документам, лежали на счету ЧАО. Так что все претензии были обращены к Председателю общества господину Громовержцеву и Совету директоров ЧАО «Друг коннозаводства».

К «графу» Давыдовскому, как и Огонь-Догановскому, претензий тоже не имелось никаких. За несколько месяцев существования общества Догановский исправно получал жалованье, выезжал по заданию Председателя или Совета директоров на периферию и отчитывался о проделанной работе словесно и документально, о чем имелись бумаги, приобщенные следователем к делу.

Стали проводить банковскую ревизию, и оказалось, что залоговых сумм на счете ЧАО нет. Куда они делись, знал лишь один Всеведущий (Господь Бог) и еще два человека: «граф» Павел Иванович Давыдовский и Алексей Васильевич Огонь-Догановский. Но все трое молчали.

Не было на счету у Общества и денег акционеров. Они были почти полностью потрачены на разные организационные деяния и мероприятия, наем помещений для кабинетов ЧАО «Друг коннозаводства» и приобретение необходимого оборудования; содержание конторы по найму Огонь-Догановского близ церкви Михаила Архангела и выплату ему и «графу» Давыдовскому содержания, квартирных и командировочных.

Отдуваться пришлось членам Совета директоров и Председателю Громовержцеву. Старик, не выдержав объявленного во всех газетах банкротства предприятия, впал в депрессию, после чего его хватил удар, и он сделался «малоподвижен», как было написано во врачебном заключении. Это значило, что двигаться он не мог (мог только ворочать глазами и мигать), одинаково как и выплачивать нанятым служащим их месячное содержание из арестованного имущества.

Вся тяжесть задолженности ЧАО «Друг коннозаводства» перед своими служащими легла на плечи акционеров, в первую очередь на членов Совета директоров. Все акционеры лишились своих долей в данном предприятии, причем чем большим числом акций владел тот или иной член Совета, тем большую сумму он потерял.

Бывшие же «червонные валеты» Огонь-Догановский и Давыдовский, не только предвидевшие, но и спланировавшие данную ситуацию, потеряли акций на сумму семь тысяч рублей, зато дохода от этой авантюры заполучили в чистом виде около тридцати восьми тысяч рублей, что было «весьма недурно» (именно так выразился Алексей Васильевич, когда все успокоилось и они с «графом» сели за стол и подсчитали полученные барыши). Хандра у Огонь-Догановского помалу прошла, да и навар, полученный после аферы «Друг коннозаводства», значительно поднял настроение. У полиции на них ничего не было, вернее, было – в дознаниях по тому или иному эпизоду деятельности ЧАО то и дело всплывали их фамилии, – да предъявить к ним ничего не имелось. Так что жить они могли пока спокойно.

Однако спокойствие это было относительным…

Франц пришел к нему в слезах. Буквально. На нем не было лица, а из глаз ручьем текли слезы.

– Что с тобой? – не на шутку переполошился Якоб Карлович. Таким брата он не видел с самого детства, когда тот в шестилетнем возрасте неловко упал с яблони и сломал ногу.

– Я пропал, – с трудом произнес Франц и, не в силах больше сдерживаться, зарыдал. – Что будет? Что будет?! Даже не представляю! Все свое состояние и даже деньги жены я вложил в это дело. И ничего!.. Ничего уже не вернуть. Все пропало… Я банкрот, брат. Я оставил жену и дочерей нищими…

…Смоленский полицеймейстер Якоб Карлович Данзас примерно предполагал, о чем идет речь. Несколько месяцев назад Франц решил вложиться в общество «Друг коннозаводства», однако, как впоследствии выяснилось, акционеры оказались одурачены. Делом заинтересовались фискальные органы, а затем его передали в ведение судебного ведомства, отстранив при этом полицию.

И угораздило же брата поддаться на уговоры этих мошенников Огонь-Догановского и Давыдовского и сделаться акционером ЧАО! Ведь они даже не пожелали становиться членами Совета директоров. Знали, шельмецы, чем все кончится. Теперь их не ухватишь, а такие вот простодырые, как его брат, страдают и несут ответственность как финансовую, так и уголовную.

Якоб Карлович вздохнул.

Огонь-Догановским и Давыдовским полиция заинтересовалась с год назад, когда они вздумали обыгрывать в поездах дальнего следования случайных попутчиков. Тогда он едва не упрятал их в кутузку (жаль, что этого не произошло!). Надо же, чего удумали: разыгрывали перед пассажирами настоящий спектакль, изображая не знакомых друг с другом мужчин. Огонь-Догановский взял на себя роль недалекого богатого помещика, любящего скоротать время за картами. Давыдовский же прикидывался аристократом, подверженным крайней степени азарта. Как правило, они начинали игру вдвоем сначала по маленькой, а когда вокруг них появлялись желающие поиграть, понемногу повышали ставки. Играли в «банк» или «штос», и часто за их столом звучал голос Огонь-Догановского:

– Ваша дама (валет, десятка) бита!

Давыдовский сильно нервничал (на публику), часто проигрывал (Огонь-Догановскому), путал карты, ошибался – словом, изображал из себя легкую добычу. На это и «клевали» потенциальные игроки, становящиеся игроками реальными, в надежде заполучить от Давыдовского легкий куш. А когда в недоумении вставали из-за стола, оказывалось, что в их карманах и портмоне вместо полутора (двух, трех) тысяч осталась единственная красненькая (синенькая, зелененькая), чего едва хватит, чтобы разок перекусить в дороге что-нибудь пресное, да по приезде на вокзал доехать до дома на извозчике.

Однако за лукавством их никто не поймал. Тем более за руку. Просто один игрок, изрядно разобидевшись, продувший всего-то восемь сотен рублей ассигнациями, приехав в Смоленск, заявился в полицейскую управу и заявил помощнику полицеймейстера, что играл с двумя господами, которые явно известны друг другу, но изображают незнакомцев. Потому как по приезде в Смоленск они сели в одну бричку и велели извозчику везти их в Поречье.