Еще одной страшной бедой всего казачества Кубанский Войсковой атаман считал болтливость, о чем и оповестил казаков-кубанцев в приказе от 10 июля 1943 года:«Болтливость, независимо от того, несет ли она под собою почву или нет, кроме вреда, принести ничего не может… В настоящее ответственное время я призываю всех Кубанцев, от рядового казака до старшего Генерала, быть особенно осторожными в своих разговорах и пресекать лишние разговоры тех, кто любит говорить больше, чем надо»[158].

Лидеры казаков-националистов, с одержимостью сумасшедших продолжавшие верить в скорое возвращение на родину и летом 1943 года даже утвердившие при КНОД отделы Донской, Кубанский, Терский (с подотделом для остальных европейских казаков) и Запорожский[159], которые должны были готовить казаков к отъезду домой, были вынуждены проводить среди своих соратников постоянную воспитательную работу, направленную на повышение порядка и внутренней дисциплины. Так, например, 3 июня 1943 года в распорядке дня казачьего собрания в Августове в числе первых обсуждались следующие вопросы: «повышение внутренней дисциплины и жертвенности на благо Казачества, а также готовность принять участие в активной борьбе против большевизма»[160]. Через три недели на очередном заседании станичников было принято официальное постановление, согласно которому каждый казак должен был: «1. Охранять честь названия казака, оставаться во всех своих помыслах и начинаниях благородным и честным народом. 2. Укреплять свою мысль в духе возрождения казачьего государства, которое должно войти в семью Народов Европы и стать равноправным членом»[161]. Но все эти воспитательные меры помогали мало, и вот уже руководитель КНОД в Болгарии Евсиков с тревогой писал Василию Глазкову: «Иван Павлович Козмин, живущий в Бургасе, исключен из рядов нашего движения по причине, что он находится под судом и следствием за спекуляцию»[162].

Однако, несмотря на все эти малоприятные для казаков-эмигрантов симптомы, налаженная за долгие годы казачья жизнь в эмиграции продолжалась. Казаки служили молебны, организовывали детские новогодние елки и всевозможные праздники и застолья по случаю самых разных событий. Вот один из характерных примеров того, как казаки (в данном случае казаки-националисты в Берлине) отмечали праздник Покрова. «В час дня, — написал 13 октября атаман Берлинской станицы В. Бабич руководителю КНОД В. Глазкову, — было отслужено молебствие в церкви. Присутствовало до 40 человек казаков приблизительно. Торжественно было отслужено молебствие с полным церковным хором. Затем все свободные зашли в немецкий ресторан выпить по стакану пива, скромно по военному времени, и поделиться мыслями между казаками… Доктор П.К. Харламов сделал доклад о положении Казачьего Национального Движения с самого его основания и до последнего дня. В 4 часа стали расходиться по домам, обедать. В ресторане было 23 казака и 4 дамы. В общем, отметили праздники и этим подчеркнули и напомнили о нашем существовании»[163].

После оглашения «Декларации германского правительства к казакам» генералу П.Н. Краснову было сделано предложение возглавить Временное казачье правительство в Германии. Более того, немецкие власти даже начали проводить соответствующую подготовительную работу. С подачи Гимпеля 1 января 1944 года журнал «На казачьем посту», с явным намеком на генерала П.Н. Краснова, опубликовал призыв воздержаться от любой критики в адрес будущего «Верховного Атамана Казачества, кто бы ни был утвержден немецкими властями»[164]. Однако сам атаман категорически отказался становиться «верховным возглавителем казачества», сославшись на то, что все войсковые атаманы, и тем более Верховный атаман всех казачьих войск, должны выбираться, и притом непременно, на территории казачьих земель Войсковыми кругами и Войсковой радой. Во избежание очередного всплеска противоречий в среде противоборствующих между собой казачьих организаций функции временного правительства решено, было передать Главному управлению казачьих войск (ГУКВ), сформированному в феврале-марте 1944 года и официально утвержденному 31 марта, после согласия генерала добровольческих частей вермахта Кестринга и командования вооруженных сил. В состав ГУКВ вошли: начальник — генерал от кавалерии П.Н. Краснов; члены — Походный атаман Войска Донского полковник С.В. Павлов, Кубанский войсковой атаман за границей генерал-майор В.Г. Науменко, Походный атаман Терского Войска полковник Н.Л. Кулаков. Рабочим органом этого учреждения стал штаб, который возглавил племянник П.Н. Краснова — полковник, а впоследствии генерал-майор С.Н. Краснов.

Несмотря на то что ГУКВ было призвано создать лишь иллюзию казачьей независимости и не один выданный им документ не имел силы без подписи начальника Казачьего управления Дона, Кубани и Терека Гимпеля, сам П.Н. Краснов и его помощники рассматривали ГУКВ как «представительство перед германским командованием для защиты казачьих прав»[165]. После назначения атаман развил необычайно активную деятельность, он выступал с докладами и лекциями, участвовал во всевозможных мероприятиях, писал статьи и очерки, принимал казачьих и германских представителей, отдавал приказы и распоряжения. П.Н. Краснов и другие атаманы посещали казачьи части, сражавшиеся в составе германской армии. Так, в феврале — марте 1944 года атаманы Татаркин (сменивший умершего в 1942 году Граббе), Вдовенко и Ляхов побывали в дивизии фон Паннвица, действовавшей на территории Хорватии, и беседовали с молодыми казаками, а 27 мая в организованные в Белоруссии казачьи поселения выехал генерал В.Г. Науменко — для выяснения вопросов устройства жизни поселенцев и проведения лекции.

ГУКВ занималось преимущественно подсоветскими казаками, главными его функциями были: вербовка в немецкую армию[166] бывших подсоветских казаков, устройство казачьих семейств, стариков и инвалидов, отбор казаков из лагерей военнопленных и из «остарбайтеров», а также из частей вермахта и СС. Проще говоря, ГУКВ должно было переводить всех казаков, находящихся на службе в частях вермахта, СС или работающих в Германии на положении «остарбайтеров», в казачьи подразделения вермахта.