Конвоир остановил Евгения перед очередной дверью и постучал в нее костяшкой согнутого пальца. Изнутри послышался невнятный ответ, и они вошли. Помещение можно было бы назвать «комнатой для допросов». На стене — большое зеркало, вероятно, прозрачное с другой стороны, чтобы можно было незаметно наблюдать за действиями допрашиваемого. Такие зеркала Миронов помнил по американским боевикам. Посередине комнаты — стол со стулом, а перед ним круглый табурет, и он, да, точно, привинчен к полу! Это, чтобы допрашиваемый следователя в порыве откровения внезапно по башке не изумил. А за столом — приятного вида мужчина в строгом темном костюме, белой рубашке и при галстуке. Его так и тянет назвать джентльменом. Не похож он что-то на перуанца.

Джентльмен, не слушая доклада конвоира, жестом предложил Евгению сесть на табурет и так же, без слов, велел полицейскому снять с арестованного наручники. Оба повиновались. Но этим пантомима не закончилась. Джентльмен с видимым неудовольствием глянул на застывшего у двери конвоира и мотнул головой в сторону двери. Полицейский попался понятливый, молча повернулся и испарился.

А незнакомец принялся перебирать бумаги у себя на столе. Среди них Евгений заметил и свой паспорт. Что же, будем разбираться в случившемся недоразумении.

Окно в кабинете имелось, но стекло в нем было матовым, так что полюбоваться видом из полицейского управления на улицы города Уачо не пришлось.

Джентльмен наконец оторвался от бумаг и, обезоруживающе улыбнувшись, обратился к Миронову по-испански:

— Ну, здравствуйте, сеньор де Куэльяр!

Евгений решил не отвечать на приветствие, тем более что фамилия у него была совсем другая.

Следователь улыбнулся еще шире.

— Не хотите разговаривать? Очень жаль! А все-таки придется. Хотя бы для того, чтобы разрешить возникшие между нашими ведомствами, скажем так, противоречия. Вам ведь известно, кто я и какую организации представляю?

Евгений все-таки разлепил губы:

— Не имею чести.

Во взгляде незнакомца при звуках речи возникло явственное чувство удивления, но он сдержал себя.

— Как же, как же, вы ведь теперь, — он заглянул в бумаги, — Петр Свиридов, подданный Советского Союза, техник по эксплуатации советских вертолетов. Я ничего не забыл?

— Нет, — качнул головой Евгений, — все правильно.

— Тогда позвольте и мне представиться, — шутовски наклонил голову собеседник. — Джеймс Арчибалд Стивенсон, координатор Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки в республике Перу.

— Ух, ты! — не сдержал удивленного восклицания Евгений.

— Да, да, уважаемый сеньор-товарищ де Куэльяр-Свиридов. Именно — «ух ты!». Можете теперь представить, насколько важным кажется наш сегодняшний разговор моему начальству, если к вам прислали не какого-нибудь рядового агента, а — меня! Но вы, насколько я помню, тоже не последний человек у себя в разведке?

— Где, простите? — сделал вид, что не понял, Евгений.

— В разведке, в вашей аргентинской разведке! — проявил нетерпение Стивенсон.

На миг происходящее утратило для Миронова реальность. Бред какой-то, как в сталинские времена, когда людей обвиняли в принадлежности к самым экзотическим зарубежным разведкам, а те, чтобы их не мучили, сознавались во всем. Он сознаваться ни в чем не собирается!

— Ничего не понимаю, — честно сказал Евгений. — Какая аргентинская разведка? Вы что-то путаете.

Улыбка медленно сползла с лица американца.

— Бросьте, сеньор де Куэльяр! Вам, серьезному человеку, не к лицу такие дешевые игры! И, кстати, прекратите ломать язык, подделывая русский акцент, у вас это плохо получается! Нье так ли, товарьищ Свиридофф?

Последнюю фразу он произнес на чудовищном русском языке. Миронов даже рассмеялся и ответил тоже по-русски:

— Это у вас, мистер Стивенсон, плохо получается! Не ломайте язык, продолжайте говорить по-испански. Его я вполне понимаю.

Американец даже обиделся.

— Наши преподаватели уверяли, что у меня неплохое произношение, почти московское!

— Они вам льстили, — доверительно понизил голос почти до шепота Евгений. — В Москве вас задержал бы первый постовой милиционер. — Помолчал и не без яда добавил: — Или бдительные граждане. У нас не любят американских шпионов.

Стивенсон проглотил пилюлю с кислой миной, но от своего не отступил:

— Так вы продолжаете утверждать, что не являетесь Хорхе Рамоном де Куэльяром, подданным Аргентины?

— Ни в коей мере, — покачал головой Миронов. — Я Петр Ильич Свиридов, подданный Советского Союза, что ясно следует из лежащего перед вами моего загранпаспорта.

— Вы говорите об этой дешевой подделке? — небрежно, двумя пальцами поднял американец краснокожую книжечку. — Наши специалисты в два счета установят, что это — фальшивка, переданная вам КГБ для беспрепятственного бегства из страны. Мы прижгли вам пятки, де Куэльяр, вот вы и кинулись в бега! Ну, ведь так?

Евгений был само хладнокровие. Он понимал, что по инструкции немедленно должен прекратить этот разговор, не отвечать ни на какие вопросы, в крайнем случае, вопить: «Провокация!» и непреклонно требовать приезда представителя советского посольства. Но какой-то веселый чертик прыгал у него внутри и подталкивал: «Поиграй! Поиграй с этим придурком еще немного! Разозли его!».

Поэтому он опять усмехнулся и сказал:

— Послушайте, мистер Стивенсон! Ваше управление, в вашем лице лично, село в лужу. Уж не знаю, кто такой этот де Куэльяр и что он натворил, но вам здорово не повезло. Я действительно Петр Свиридов и кроме всего прочего, у меня сегодня — день рождения. Можете свериться с паспортом. А вы и ваши тупые полицейские помешали нам с друзьями отметить этот день, как следует. Что за черт? Я напишу жалобу вашему руководству, и вас выгонят с работы без выходного пособия! Кстати, что с моими друзьями, куда вы их дели? Тоже вот так их допрашиваете, обвиняя в уругвайском, парагвайском или каком-то еще шпионаже? Я вам ответственно заявляю, что посольство Советского Союза не оставит этот инцидент без последствий!

Американца Евгений, кажется, все-таки допек. Тот только что зелеными пятнами по лицу не пошел. Рывком ослабил узел галстука, схватил со стола стакан с водой и жадными глотками его выхлебал. В общем, потерял лицо. «Как бы удар его не хватил, болезного», — озабоченно подумал Миронов. И сказал примиряющее:

— Ну не нервничайте вы так! Промашка вышла, с кем не бывает! Угостите лучше сигаретой. Страсть как курить хочется, а ваши помощники все у меня отобрали.

Стивенсону наконец-то удалось взять себя в руки. Он достал из кармана большой клетчатый платок, вытер вспотевший лоб и отправил платок на место. А вместо него вытащил пачку «Честерфилда» и большую блестящую зажигалку. Все это он положил на край стола перед Мироновым. Евгений, ничтоже сумняшеся, выудил сигарету из пачки, со щелчком откинул крышку зажигалки, крутнул колесико. Затянулся и сказал: