Виктор Афанасьевич вызвался было подождать, но Менжинский велел входить и докладывать.

– Мы с Генрихом Григорьевичем тут до вечера засидимся, так что давайте уж без церемоний, – сказал он. – Кстати, Генрих Григорьевич, не выпить ли нам чаю? С той вашей пастилой? Генрих Григорьевич привез от среднеазиатских товарищей пастилы, знает, что я сладкое люблю. Да и вы, Виктор Афанасьевич, попробуйте.

Отказываться Спиридонов не стал. Пока он пил чай с пастилой, которая ему не понравилась – горчила и имела странный привкус, Менжинский прочитал его доклад.

– Что ж, – сказал он, – рапорт на перевод его в Москву у меня лежит, надо давать «добро».

Ягода навострил ушки:

– Кого куда переводим? Вячеслав Рудольфович, кадрами в Управлении занимаюсь я, не забыли?

Пока Менжинский вводил Ягоду в курс дела, Спиридонов с отвращением доел пастилу и допил чай. Хотелось курить, чтобы перебить неприятный вкус сладкого лакомства.

Ягода неожиданно уперся рогом: нет в штате места, и баста. И так внештатных развелось, ни плюнуть, ни пройти.

– Вас, Виктор Афанасьевич, это не касается, мы без вашего чух-чух как без рук, – поспешно добавил он, глядя на пытавшегося возразить Спиридонова.

– Это называется система Сам, – отчеканил тот. – Никаких «чух-чух». И все-таки товарища надо выручать.

С этим согласились все и стали думать, как выручать товарища Ощепкова.

Наконец Менжинского осенило:

– Вот что, товарищи. У нас подготовка по системе товарища Спиридонова есть, а в РККА нет. А РККА, думаете, она не нужна? Вот что, я поговорю с наркомом, а вы, Виктор Афанасьевич, поезжайте к комфронта Егорову. Как я знаю, вы с ним накоротке.

– Куда, в Белоруссию? – опешил Спиридонов.

– Да что вы, нет, конечно, – отмахнулся Менжинский. – Он сейчас как раз в Москве, приехал на конгресс Коминтерна, кажется, точнее не знаю. Пусть он поработает с Климентом Ефремовичем, а я со своей стороны… но быстрых результатов не обещаю.

– Почему? – снова удивился Спиридонов.

– Виктор Афанасьевич, ты, кроме своей системы, хоть что-нибудь замечаешь? – улыбнулся Менжинский. – У нас Шестой конгресс Коминтерна – это раз. Не успели от троцкистов избавиться…

Ягода приподнял бровь и хмыкнул.

– Я ж говорю, не успели еще, – уточнил Менжинский. – Недобитых вылавливаем. И тут на тебе, новая напасть – Рыков с Бухариным. Люди просто с ума сходят. Кто-то следующим будет – вы, я, Генрих Григорьевич?

– Я точно нет, – угрюмо сказал Ягода. – Я линию партии поддерживаю целиком.

– А тут еще в Польше правительство поменялось, и в Китае чуть не переворот. А японцы под шумок взяли Нанкин…

– Не Нанкин, а Шаньдун, – поправил Ягода.

– Циндао то бишь… – Спиридонов потер подбородок. – Ой, плохо это…

Менжинский вскинул на Спиридонова непонимающий взгляд:

– Тебе-то что до Циндао?

– Прошлый раз они через десять лет поперли на нас, – напомнил ему Спиридонов. – Как бы и сейчас чего не вышло…

Но короткая политинформация от Менжинского натолкнула его на одну идею.

* * *

– Ну, брат, и дела, – задумчиво протянул Сашка Егоров. – Ну ты и жук, а с виду такой тихоня. Сидишь себе в своем «Динамо», и не видно, и не слышно тебя, а стоит один раз нос показать…

Они сидели в комнате Егорова на улице Воровского, бывшая – Спиридонов шутил: «в девичестве» – Поварская. Квартира выглядела необжитой, мебель почти вся стояла в чехлах, расчехлены были лишь кожаный диван и два стула. В углу стоял большой кожаный чемодан, на нем лежал видавший виды планшет. Окна комнаты были распахнуты настежь. За ними шел дождь и то и дело ворчал далекий гром. От грозы в комнате было свежо, не мешал даже сильный табачный дух – курили оба.

– Что такое? – не понял Егорова Спиридонов. – Не темни.

– Все такое, – отмахнулся Егоров, разливая по стаканам чистую, как слеза, водку. Спиридонов пил мало, зато комфронта прикладывался будь здоров, и полбутылки они уже успели уговорить. Спиридонову это не нравилось – раньше такой тяги к горячительному за Сашкой не наблюдалось. Впрочем, Виктор Афанасьевич списывал это на то, что Сашка в Москве жил бобылем, оставив супругу с дочерью от первого брака в Белоруссии, потому и ушел в отрыв, а тут еще и повод есть – встреча со старым другом. – Ты видишь, что в стране делается? Правая рука не ведает, что делает левая. Откуда у нас в верхах и грызня пошла – сначала Троцкий, теперь вот и Рыков с Бухариным…

– Мне до этого политеса нет дела, – отвечал Спиридонов, пригубив рюмку. Егоров свою опустошил залпом. – Я служу Союзу Советских Социалистических Республик. Да и тебе, по-хорошему, тоже ни к чему все это.

– Как будто я сам хочу этого! – В голосе Егорова Спиридонов уловил нотку злости. – Втягивают, брат… да шут с ними со всеми. Я про другое. Держись-ка за стул крепче, чего скажу.

– Ну? – Спиридонов совету не последовал, лишь подался вперед, самую малость.

– Ипполит Викторович Свирчевский твой у меня служит замначальника контрразведки, – перейдя на не очень тихий шепот, сообщил Егоров. – Старый уже, но голова крепко варит, а главное – какие у него связи! И на Западе, и на Востоке. В Беларуси он мне помог границу перекрыть и все белопольские банды зачистить. Да и к Сунь Ятсену я его с собой возил, он в Забайкалье до войны служил… Кому я рассказываю?

– Мне и до Свирчевского никакого нет дела, – повторил Спиридонов. – Мне бы Ощепкова пристроить.

– Да я уж и понял, – вздохнул Егоров. – Не боись, я с Климентом Ефремовичем переговорю, даст он «добро». Нынче же… нет, завтра, на Коминтерне.

– Моя тебе благодарность! – У Спиридонова от души отлегло. – Не забудь только.

– Обижаешь… – Егоров посмотрел на него долгим взглядом. – Слушай, а давай провернем рокировочку – ты ко мне пойдешь, а твоего Ощепкова мы Менжинскому сосватаем? Как?

Спиридонов отрицательно покачал головой:

– Не пойдет, дружище. ОГПУ готовить сподручнее мне, а тебе Ощепков подойдет больше. Я все-таки строю сложный комплекс, для спецов, а у Ощепкова система проста, аккурат для РККА.

– Жаль, – с сожалением развел руками Егоров. – Скучаю я по тебе. Ты у меня с молодой нашей поры один и остался. Иногда такая тоска берет, хоть на стенку лезь. Если бы не Галчонок, не знаю, как бы и вынес…

– Саша, – спросил Спиридонов, – тут про тебя одну байку травят… что ты в двадцатом сотню военспецов в баржу посадил и посреди Волги баржу ту утопил?..

Виктор Афанасьевич ждал, что Егоров все опровергнет, но тот внезапно кивнул:

– Только не в двадцатом, а в восемнадцатом, и не сотню, а тридцать шесть. На десять больше, чем бакинских комиссаров, и на четыре человека меньше, чем мучеников севастийских. – Спиридонов поджал губы, но Егоров подхватил тему: – Был там такой кадр примазавшийся, Носович.