– А почему бы и нет, черт возьми?

– Джонс, – усмехается она, – эту ложу делает элитной не кожаная мебель, не обслуга и не обзор. Она элитная потому, что мы здесь, а они, – Ева показывает на трибуны, – они там.

– Родители не учили тебя делиться? – морщится Джонс.

– Очень даже учили. – Ева идет к бару, рассматривает ряды бутылок, отражаясь в зеркале позади. – Мама вообще запрещала нам с сестрами иметь что-то свое. Все общее, и конец. – Она выбирает темную квадратную бутылку с неизвестным Джонсу напитком, берет два больших бокала. – Может, вся моя жизнь – это бунт против хипповых предков.

– Это многое объясняет.

– Фишка в том, что иметь – это кайф. – Она садится на диван, похлопывает по коже рядом с собой. – Я, к примеру, совсем не разбираюсь в машинах. Понятия не имею, сколько в моем «ауди» цилиндров, и вообще смутно себе представляю, что такое цилиндр. Просто люблю свою машинку за то, что она моя и такой красивой нет больше ни у кого.

– Слыхал я кое-что и похуже, но редко.

Ева подает ему бокал с чем-то коричневым на льду.

– Нет ничего дурного в том, чтобы жить хорошо. Что еще мы можем, в конце-то концов? – Она пьет из собственного бокала.

Джонс садится с ней рядом.

– Не хочу выглядеть радикалом, но как насчет того, чтобы помогать другим? Стараться сделать мир лучше?

Ева, закашлявшись, со второй попытки ставит бокал на столик, лезет в сумочку за бумажным платком, промокает глаза.

– Боже, так и убить можно. Ууууух. Скажи, а как ты оправдываешь покупку новых ботинок?

– Что?

– Ну как же! В Африке голодают, а ты тратишь двести баксов на обувь? Стоит вникнуть в эту парадигму, и ты пропал. Ни от чего уже не сможешь получить удовольствие, пока в мире есть бедные и голодные, а они есть всегда. Так и будешь себя чувствовать виноватым лицемером. А я вот последовательна. Я честно признаюсь, что мне все равно. Ты хочешь услышать от меня, что «Альфа» соответствует этическим нормам, но не услышишь, потому что этика – это брехня. Шаблон, который мы прикладываем к жизни, чтобы оправдать свои действия. По-моему, оправдания нужны только мелким людям.

Джонс пробует питье. Это скотч, сразу согревающий все по жилки.

– Если я верю в этику, это еще не значит, что я мать Тереза. Должно же быть что-то среднее.

– Ах уж это знаменитое среднее. – Джонсу кажется, что Еве очень нравится их разговор – ему, если честно, он тоже нравится. – Ты, Джонс, из тех, кому никогда не приходилось выбирать между моралью и результатом. В колледже тебе сказали, что у компании, где персонал всем доволен, показатели выше, а ты и обрадовался. Еще бы – теперь ведь не надо думать, что бы ты сделал, доведись тебе выбирать между одним и другим. Главное, не работать на плохую фирму, которая производит табак или там оружие; работать надо в хорошей, думать о нуждах потребителя, об улучшении качества, а попутно – надо же, какое совпадение! – увеличивать компании прибыль и успешно делать карьеру. Но теперь ты живешь в реальном мире и скоро убедишься, что иногда между моралью и результатом приходится выбирать, что в бизнесе, даже в «хороших» компаниях, это случается каждый день – и карьеру делают именно те, кто выбирает результат. Ты будешь маяться из-за этого пару дней, месяцев, а может, и лет, пока не поймешь, что без жестких решений нельзя, что в бизнесе все так поступают. А поскольку ты чувствуешь себя виноватым из-за шестизначного жалованья и машины последнего года выпуска, ты берешь на попечение ребенка в Судане, даешь десять баксов в год «Юнайтед Вэй»[4]и остаешься высоконравственным человеком, пока оно не мешает твоей работе. Это ничего, что ты малость привираешь, поворовываешь или работаешь в фирме, использующей труд малолетних индонезийских подростков, ты все равно хороший парень, только об этике рассуждать перестал. Вот это и есть твое среднее.

В дверь стучат.

– Войдите! Мог бы, между прочим, и спасибо сказать. Я тебя избавила от долгих лет борьбы с больной совестью.

– Поверить не моту. Можно подумать, что ты злодейка какая-нибудь.

Какой-то человек вкатывает к ним длинную вешалку с одеждой в пластиковых футлярах. Ева перебирает вещи и, кажется, остается довольна. Служитель уходит со счастливым лицом – то ли из-за чаевых, то ли из-за самой Евы. А может, Джонс просто переносит на него то, что чувствует сам.

– Иди сюда, – приказывает она.

– Ты сказала, чтобы я не обращал на Блейка внимания.

– Тогда, при всех, – да, но он дело говорил. – Она снимает с вешалки один из костюмов – дорогой, это видно даже сквозь пластик. – К твоим глазам надо что-нибудь темное.

– Я не могу себе позволить новый костюм.

– Костюмы. Тебе нужно несколько штук. Не волнуйся, потом отдашь.

Она протягивает ему пиджак. Он не двигается с места.

– Это всего лишь костюм, – улыбается она. – Свою мораль я тебе не навязываю.

– Слушай, я же не идиот. Я понимаю, что бизнес – это когда делаешь деньги. Я просто хочу обращаться с нашими служащими по-людски. Заботиться о них, знаешь ли.

– Если честно, с заботой у нас плоховато, но ты можешь внести свои коррективы.

Она роняет костюм. Джонс рефлекторно подхватывает его.

– Может, и внесу.

Она с улыбкой отворачивается к окну.

– Примерь.

Он медлит, боясь слишком откровенно отразиться в тонированном стекле, потом начинает раздеваться. Снимая синтетику, он вдыхает свежий, уверенный запах дорогой ткани.

– Посыпают горку пылью, – комментирует Ева. – Зачем это надо? Она ж земляная. Знаешь, у нас с тобой в «Альфе» похожие проекты.

Джонс продевает в брюки ремень.

– Да? А какая у тебя тема?

– Беременность. Ну что, готов? – оборачивается она.

Он застегивается.

– Беременность?

Она оглядывает его, одергивает пиджак, подтягивает галстук, заправляет рубашку.

– Слишком дорого обходится. Оплачиваемый отпуск – только верхушка айсберга. Чем больше срок, тем меньше она работает. Зарплату получает ту же, а перерывы делает чаще, уходит раньше, теряет концентрацию, чаще звонит по личным делам и дольше болтает с другими, в основном о своей беременности. Последнее вызывает у ее сотрудниц небольшой, но стабильный рост желания забеременеть тоже – значит она практически их заражает. Далее следует материнский отпуск, отцовский отпуск, растущие пропуски по болезни ребенка, убывающая готовность работать сверхурочно. Администрация просто обязана обратить на это внимание. – Она обходит кругом, поддергивает на Джонсе брюки. – Куда ты их? Они не должны на бедрах сидеть.

– Но нельзя же дискриминировать по причине беременности. Это незаконно, господи боже.