марксизм по-настоящему понимать начал...

Я всё ещё ощущал на щеке влажный Эмкин поцелуй. Как два куска в горле, застряли во мне два чувства: щемящая жалость к Эмке и замораживающая настороженность к нему. Нелепый, беспомощный, такого — в тюрьму: пропадёт. А что, если он лишь с виду прост и неуклюж?.. Что, если это гениальный актёр?.. Не с Иудой ли Искариотом я только что нежно обнимался? Влажный поцелуй на щеке...

— А я что говорил! — подал голос проснувшийся в своём углу во время ареста Тихий Гришка. — Талант — она штука опасная!»

Через год, когда СССР испытал свою атомную бомбу, доказав если не своё первенство, то, по крайней мере, равенство с Западом в этом жизненно важном вопросе, охота на космополитов прекратилась. От той смутной поры осталось лишь анекдотично-знаменитое «Россия — родина слонов».

Прошло почти десять лет, пока «социально опасный элемент» Коржавин был реабилитирован и вернулся доучиваться в Литературный институт.

Друзьям его не хватало. И они часто вспоминали стихи Эмки Манделя «Знамёна»:

Иначе писать

не могу и не стану я.

Но только скажу,

что несчастная мать.

А может,

пойти и поднять восстание?

Но против кого его поднимать?

Мне нечего будет

сказать на митинге.

А надо звать их —

молчать нельзя ж!

А он сидит, очкастый и сытенький,

Заткнувши за ухо карандаш...

Людей, думавших не как велено, было много. Освобождая Европу от фашизма, советские воины видели не только его последствия и преступления, они увидели жизнь простых европейцев, которая явно отличалась от жизни рядовых граждан в СССР. Там всё было устроено иначе, люди жили лучше, по крайней мере, до войны, это бросалось в глаза. И у них было больше свободы. Империализм, конечно, их угнетал, но угнетал как-то гуманно, так, что против него не восставали. Вернувшиеся с войны были чем-то похожи на русскую армию, вернувшуюся из Европы после победы над Наполеоном. Дав свободу другим, они не обрели её на родине. Тогда это обернулось восстанием декабристов.

Война с Германией кончилась победой, война с народом продолжалась, но победить в ней было нельзя.

Возможно, ощущение себя как национального поэта, ответственность перед своей миссией в литературе и спасли Расула Гамзатова в те мрачные годы. Он не понимал или отказывался понимать происходящее вокруг. Ему не хотелось тратить время на политику, которая от него не зависела. По-русски он предпочитал читать не лозунги, а прекрасную русскую поэзию.

Позже он напишет в поэме «Времена и дороги»:

Не в восемнадцатом родился я году,

И не успел к зиновьевским расстрелам.

В тридцать седьмом мы дружно гимны пели,

Мальчишки, не понявшие беду.

В сорок девятом были рукописи целы,

В космополиты я не угодил.

С авангардистами я тоже не дружил,

И кулаками вождь в меня не целил...[40]

КНИГА В «МОЛОДОЙ ГВАРДИИ»

Азербайджанский поэт Наби Хазри, тоже учившийся в те годы в Литинституте, вспоминал:

«Москва... Тверской бульвар. Знаменитый дом Герцена. Литературный институт имени Горького. Как шумно бывало в тесных институтских коридорах во время перерывов!.. Разговоры... Смех... Стихи... Споры до хрипоты... Мы, новички, смотрели на старшекурсников, как на кумиров, как на пророков. И первым кумиром моим в Москве из сынов Кавказской земли стал Расул Гамзатов. Он неизменно обрастал ватагами студентов. Он покорял всех своим остроумием, сочными рассказами, стихами. Куда ни пойдёт — всюду за ним потянутся. Радостно, восторженно. В ту пору иней ещё не тронул его волос. Длинные чёрные пряди ниспадали на глаза. Худощавый. Быстрый, как ястреб».

Вышедшая в Махачкале книга сделала Расула Гамзатова известным на родине и в институте. Но он жаждал настоящей популярности, мечтал о славе, которая вот-вот должна была вознести его на поэтические вершины.

Он писал много, иногда в ущерб учёбе. Но что он мог поделать, если его переполняли идеи и чувства, и тетради заполнялись стихами, не оставляя места для скучных конспектов.

Теперь у него и переводчиков стало больше. Начал переводить Владлен Бахнов, тоже учившийся в Литинституте. Он, как и Гамзатов, склонен к юмору, писал эстрадные миниатюры для популярнейших тогда Тарапуньки и Штепселя и Аркадия Райкина. А его весёлую песенку о студентах поют и поныне:

От Евы и Адама

Пошёл народ упрямый,

Нигде не унывающий народ.

Студент бывает весел

От сессии до сессии,

А сессия всего два раза в год.

Что за предрассудки

Есть три раза в сутки

И ложиться в тёплую кровать?!..

Замечательно переводила Гамзатова Ирина Снегова. Иногда она в соавторстве с Еленой Николаевской превращала аварский стих в русскую лирику.

Снегова училась в семинаре Ильи Сельвинского и Веры Звягинцевой. Сельвинский перевёл первую поэму Гамзатова, а теперь и Звягинцева начала переводить аварского поэта. Перевод стихотворения, которое Расул Гамзатов посвятил своей избраннице Патимат Юсуповой, обозначив это лишь буквами «П. Ю.», Вере Звягинцевой особенно удался. Его и сегодня исполняют со сцены:

Дождик за окном — о тебе я думаю,

Снег в саду ночном — о тебе я думаю.

Ясно на заре — о тебе я думаю,

Лето на дворе — о тебе я думаю.

Птицы прилетят — о тебе я думаю,

Улетят назад — о тебе я думаю...

«Песни гор» — так называлась книга Расула Гамзатова, вышедшая в 1949 году в Москве.

Свой первый московский договор на издание книги Расул Гамзатов заключил с издательством «Молодая гвардия». Образованное в 1922 году, оно было одним из главных в стране, выпуская множество книг, журналов и газет. Попасть в авторы «Молодой гвардии» означало войти в круг настоящих писателей, обратить на себя внимание прессы и читающей публики.

Солидное издательство поверило в молодого автора и не ошиблось. В последующие годы в «Молодой гвардии» вышло множество книг Расула Гамзатова. Сотрудничество было долгим и плодотворным. Последний договор, подписанный поэтом, тоже был с «Молодой гвардией».

Книгу Гамзатова заметили. Многое перепечатали газеты и журналы. Стихотворение «Горцы у Ленина» на долгие годы стало в Дагестане почти классикой, а фотография Ленина с его автографом — национальной реликвией.

Им казалось: