Она уже почти дошла до своего трейлера, когда кто-то крепко схватил ее за плечи и стремительная сила увлекла ее за собой, а затем спина ощутила металлический холод. На мгновение ярко вспыхнуло воспоминание о том, как на нее напали вскоре после того, как она оказалась в цирке, но, прежде чем Кристина успела испугаться, она увидела прямо перед собой знакомые серебристые глаза цвета зимнего льда, с яркой окантовкой по краям радужки.

– Ты! – с облегчением воскликнула она. – Я везде тебя искала!

– Ну вот, ты меня искала, а я тебя нашел, – ответил Мануэль и обнял Кристину – крепко и как-то даже по-собственнически, словно хотел настойчиво напомнить ей о себе и о них двоих.

– Ты в порядке? Я за тебя волновалась! После кибитки ты был сам не свой.

– Я не в порядке. Я очень по тебе соскучился, – многозначительно сказал Мануэль.

– И я, – шепнула Кристина и попыталась высвободиться из тесных объятий, чтобы взглянуть воздушному гимнасту в лицо, но он не дал ей этого сделать. – Зачем ты вообще пошел в кибитку? Ты ведь знаешь, что это опасно!

– Ты же туда ходишь, и с тобой ничего не происходит, – услышала она у себя над головой.

– Да, но я не знаю, почему так происходит. Может, на мне система сломалась, – со смешком предположила Кристина.

Мануэль немного отстранился и заглянул Кристине в глаза. Так пристально, словно хотел сказать ей что-то важное, но без слов. Так, словно хотел связать свой взгляд с ее и никогда не отпускать. Этот взгляд разлился по венам Кристины жидким огнем, по спине побежали мурашки, а ноги и руки разом ослабли.

– Так зачем ты туда пошел? – все же тихо повторила Кристина, но уже теряя нить разговора.

Вместо ответа Мануэль обеими ладонями обнял ее лицо, наклонился и поцеловал.

Кристина замерла от неожиданности, а потом мысли зачастили со скоростью пулеметных выстрелов. Вау, ее первый поцелуй! И – с Мануэлем! С тем человеком, от взгляда на которого у нее дух захватывает и она наглядно ощущает на себе действие той самой пресловутой «химии». А ей что делать? Нет, механику процесса она, конечно же, знает, но как лучше себя повести? Обнять его в ответ? Положить руки на плечи? А сколько будет продолжаться поцелуй? Ей, наверное, уже пора отстраниться, первый поцелуй не должен быть таким долгим. Или это нормально? И вообще, почему она в такой волшебный миг столько думает? Почему отвлекается, вместо того чтобы полностью раствориться в моменте? Разве это не должно быть настолько волшебно, что голова отключается напрочь? Это с ней что-то не так – или с поцелуем? Наверняка это она виновата, что ее не накрыл тот выключающий мысли вихрь эмоций, который, если верить описаниям романов, должен случаться в такой момент…

Мануэль отстранился, и Кристина снова заволновалась. А теперь как нужно себя вести? Ей полагается что-то сказать? Она подняла взгляд на гимнаста и увидела, что его зрачки как-то особенно ярко мерцают серебристым светом, а выражение лица удовлетворенное, словно он только что достиг какой-то цели и поставил себе за нее виртуальную галочку.

Кристина не знала, каких слов ожидала после первого поцелуя, но когда Мануэль заговорил, она сразу поняла, что точно не таких.

– Я не хочу, чтобы ты проводила время с Фьором.

Кристина опешила. В голове сразу возникли самые разные варианты ответов, от «Сложно не проводить с кем-то время, когда все мы заперты в одном цирке» до «С какой стати ты вздумал мне что-то запрещать?». Но все они утихли от вкрадчивого внутреннего голоса, который нашептывал, что такие реакции наверняка испортят их с Мануэлем отношения, а она же этого не хочет, не так ли? Поэтому лучше промолчать и не сердить его явным выражением несогласия.

– Да я бы не сказала, что мы с ним особо проводим время вместе, – в итоге ответила Кристина.

Мануэль смотрел на нее тяжелым взглядом, и глаза цвета зимнего льда были холодными, как тот самый лед.

– Между вами двоими что-то происходит, – заявил он. – Я не знаю что, но мне это не нравится.

«Он что, ревнует?» – подумала Кристина, и от этой мысли все недовольство, вызванное его требованием, тут же растворилось. Он просто ревнует! Это определенно льстило самолюбию. Подумать только, Мануэль – и ревнует! Ее! Невероятно! И – невероятно приятно.

– Я найду тебя на следующей стоянке, – не то предупредил, не то пообещал Мануэль и ушел.

На ослабевших ногах Кристина поднялась к себе в трейлер. Голова кружилась от переизбытка эмоций, и потому девушка лишь мельком отметила, что на этот раз Джада с подружками были на месте. Кажется, гимнастка даже что-то ей сказала; возможно, она из окна видела поцелуй. Но сейчас для Кристины это не имело никакого значения, и она не услышала ни слова.

Риона вроде бы тоже что-то спросила, но Кристина отделалась невнятным возгласом, плюхнулась на свою кровать и прикрыла глаза, вновь прокручивая в голове только что пережитые моменты – и добавляя к ним еще больше яркости и красок, чтобы они сохранились в памяти как по-настоящему волшебные.

И только когда буря эмоций немного улеглась, Кристина поняла, что за весь день так и не сделала самого важного: она так и не вытрясла из цыганской кибитки ответа на главный вопрос о том, что же она сама делает в «Колизионе».

Глава 8

Черный купол циркового шатра поднимался над стадионом, словно огромный парус. Он был намного больше бело-фиолетового шатра «Колизиона» и громко хлопал на ветру, дергая тросы и грозя в любой момент выскользнуть из рук и улететь в небо. Под особенно сильными порывами он казался диким зверем, который рвется на свободу, а укрепляющие его края на земле циркачи – объездчиками, пытающимися его приручить. И у них это получилось; как ни рвался шатер из рук, они намертво прикрепили его к земле, и тогда он успокоился, только по полотнищу время от времени проходила легкая рябь.

Несмотря на то что купол получился классической «цирковой» формы, при каждом взгляде на него Кристина испытывала что-то вроде отторжения; густой черный цвет ну никак не ассоциировался с цирком! Другое дело их полосатый бело-фиолетовый купол! Пусть и не классического циркового красного цвета, все равно он ассоциировался с весельем и развлечением куда больше, чем этот… этот полог вечной ночи!

Пока циркачи «Обскуриона» слаженно, словно единый механизм, разбирали и