— Извиниться? Но простите, милорд, за что?

— Несколько недель назад я испугал вас, и за это прошу прощения.

Аликс на секунду застыла.

— Милорд, я счастлива оставаться компаньонкой и воспитательницей Фионы. Не хотелось бы все испортить.

— Я ничего не испорчу, — пообещал он. — Но скажите: почему вы находите мое внимание столь неприятным?

Первой мыслью Аликс было подняться и уйти, однако, она осталась сидеть, понимая, что следует объяснить лэрду, почему ей не нужна его благосклонность. Он красив и богат — качества, которые вернее всего привлекают женщин.

— Как вам известно, милорд, мой брак не был счастливым. И я больше не хочу выходить замуж.

— А мне вовсе не нужна жена, — признался он.

— И все же вы не прочь уложить меня в постель.

— Совершенно верно, — кивнул он, слегка улыбаясь.

— И оскорблены моим отказом, — вздохнула Аликс.

— Нет, но мне любопытно знать причину этого отказа. Не скажете ли, почему вы отвергли меня?

Аликс призадумалась. Наверное, он из тех людей, которые не успокоятся, пока не узнают правду. И если она скажет ему правду, он скорее всего оставит ее в покое и будет искать наслаждений в другом месте. Тот позор, который она пережила в постели Хейла, не ее позор: во всем виноват муж.

Аликс снова вздохнула и начала:

— Хейл ненавидел меня за то, что я не была той, кого он любил. Ее звали Мейдой. Ему пришлось овладеть мной, чтобы угодить отцу. Да, он использовал меня, как мужчины используют женщин, но без нежности и доброты. Он приходил ко мне в полной темноте, потому что чувствовал себя виноватым, считая, что предает таким образом Мейду. Он не хотел смотреть на меня даже в эти короткие мгновения. Наспех, жестоко взял мою девственность и оставил меня одну в этой темной комнате. Каждый раз наше соитие происходило очень быстро, потом он вставал и возвращался к женщине, которую любил. Повезло, что я не забеременела от него! — Аликс не стала говорить лэрду, что это отец уберег ее от беды. — Мгновения близости были мне неприятны. Отец утверждал, что лежать в постели с любимым человеком — это лучшее, что есть на свете. Но мне не хочется рисковать, терпя новые унижения и обиды. Я больше не хочу быть ничьей женой.

Малькольм кивнул, потрясенный ее словами. Он правильно счел ее мужа болваном. Аликс молода, красива и жаждет любви. Его обращение с женой иначе как варварским не назовешь.

— Думаю, что смогу изменить ваше мнение о страсти между мужчиной и женщиной, — медленно выговорил он, — и, уж конечно, я не собираюсь брать вас силой.

— Я ничего не знаю о страсти, милорд, — ответила Аликс.

— В этом и заключается вся трагедия, — прошептал он, глядя ей в глаза. — Можете ли вы довериться мне, Аликс? Можете поверить, что я не причиню вам ни зла, ни боли?

— Что вы хотите от меня, милорд? — спросила она, неожиданно поняв, что больше не боится его, несмотря на тонкий лед, по которому они сейчас ступали.

— Показать вам, как сладостна может быть страсть. Дайте мне вашу руку.

Аликс протянула руку, гадая, к чему все это приведет. Малькольм сжал узкую ладошку, поднес к губам и медленно поцеловал. Потом перевернул ее руку и прижался к ладони губами, прокладывая цепочку из поцелуев, обжигая нежную кожу запястья.

Сердце Аликс забилось сильнее. Она никогда не испытывала ничего подобного и теперь немного испугалась.

Их глаза снова встретились.

— Это, Аликс, и есть начало страсти. Надеюсь, вы не нашли ее отталкивающей.

— Не нашла, — прошептала она, не отводя взгляда.

— Ваш муж был последним дураком, если обращался с вами так не по-доброму, — вздохнул он.

— Думаю, он скорее был избалованным ребенком. Хотел получить желаемое любой ценой и отвергал все остальное, что ему предлагали.

— С вашего разрешения, Аликс, я бы хотел показать вам настоящую страсть, и думаю, вы найдете приятным все, что я вам предложу.

— Ах, милорд, вижу, вы не отказались от желания обольстить меня, — покачала головой Аликс. — Неужели так уж трудно понять, что я никогда не наслаждалась соитием?

— Повторяю, Аликс, вы просто не знаете, что такое страсть. Позвольте показать вам, что это такое. Я ни к чему не стану вас принуждать, но не могу позволить такой прекрасной женщине, обладающей к тому же добрым сердцем и благородной натурой, никогда не узнать восторгов страсти. Ваш муж — жестокий человек. Я со шлюхой никогда не обращался так, как он с вами.

— Но разве правильно, что я стану вашей любовницей и при этом буду продолжать воспитывать вашу дочь, милорд?

— Моя дочь когда-нибудь возляжет на брачное ложе. Разве не вы должны наставить ее в искусстве любви, чтобы ее муж остался доволен? И как вы сможете сделать это, если помните только о муже, который ненавидел и унижал вас? — возразил он.

Аликс невольно рассмеялась:

— В своем вожделении, милорд, вы не забываете о самых веских аргументах! Возможно, вы изучали законы?

Теперь уже рассмеялся лэрд, но снова стал серьезным, когда она заговорила:

— Если я позволю вам показать мне некоторые стороны страсти, то не потерплю никакой огласки. Не желаю, чтобы слуги сплетничали, а Фиона расстраивалась из-за того, что услышит. Я хочу, чтобы меня по-прежнему уважали, иначе просто не смогу и дальше воспитывать вашу дочь. Не уверена, что это хорошая мысль, но поскольку вижу, что вы не успокоитесь, пока не добьетесь своего, то обещаю вам подумать, стоит ли соглашаться на ваши уговоры. При условии, что, если я скажу «нет», вы с этим смиритесь.

— Договорились, — поспешно ответил он.

Аликс поднялась.

— В таком случае, милорд, я пожелаю вам спокойной ночи, — объявила она, приседая в реверансе.

— Подождите минуту, — попросил Малькольм, вставая. Он шагнул ближе и нежно сжал ладонями ее лицо. — Мы должны скрепить наш уговор поцелуем.

Глаза Аликс широко раскрылись, но Малькольм не дал ей времени подумать или запротестовать. Его губы прижались к ее губам в сладостном поцелуе, пославшем по ее телу дрожь. До этого ее не целовали по-настоящему. От поцелуев Хейла ее охватывало омерзение, как и от поцелуя его отца. Но тут…

Ее глаза закрылись. Губы стали мягкими и податливыми. Он обнял ее за талию, и как раз вовремя, потому что у нее подгибались ноги. Когда он оторвался от нее, Аликс глубоко вздохнула. А когда он положил руки на ее плечи и легонько оттолкнул, ресницы ее взметнулись вверх.

— Я люблю твои губы, — тихо сказал Малькольм.

— А я не знала, что поцелуй может быть столь восхитительным, — откровенно ответила она.

— Я тоже, — признался он.

Ее сладость и наивность потрясли его. Он мог бы снова поцеловать ее и овладеть ею прямо перед очагом, но не сделал этого.