Вдобавок ей предстоит играть роль жены кандидата в Сенат, что опять-таки сопряжено с массой проблем.

– Что завтра утром, Тейт?

– Эдди велел мне тебя подготовитъ. Сядь.

– Звучит-то как серьезно, – поддразнила она, усажи­ваясь напротив.

– Это действительно серьезно.

– Ты боишься, что я оплошаю перед прессой?

– Нет, – ответил он, – но я уверен, что они пустят в ход запрещенные приемчики.

От выпада против ее собратий-журналистов она по­чувствовала себя оскорбленной.

– Что ты имеешь в виду?

– Начнут задавать личные вопросы. Станут пялиться на твое лицо, выискивая шрамы, и всякое такое. Навер­ное, завтра тебя столько рад сфотографируют, сколько за всю последующую кампанию не снимут.

– Я не боюсь камеры.

Он сухо рассмеялся.

– Это я знаю. Но завтра, стоит тебе отсюда выйти, и ты окажешься в толпе журналистов. Эдди намерен приложить все усилия, чтобы как-то упорядочить этот процесс, но ты ведь знаешь, что многие вещи часто происходят спонтанно. – Он снова полез в нагрудный карман и, достав какой-то листок, протянул ей. – Вот, ознакомься. Эдди сочинил тут для тебя короткое заявление. Будет установлен микрофон… В чем дело?

– Это? – сказала она, потрясая бумагой перед его но­сом. – Если я это зачитаю, все примут меня за идиотку.

Вздохнув, он потер виски.

– Эдди этого и боялся.

– Если я выступлю с таким заявлением, да еще по бу­мажке, все решат, что в катастрофе пострадало не мое лицо, а мозги. И будут думать, что вы нарочно упрятали меня в эту частную клинику, чтобы я немного очухалась, – как в «Джейн Эйр». Держать помешанную жену подальше от людских глаз…

– "Джейн Эйр"? Ты, кажется, книжек начиталась?

На мгновение она опешила, но быстро справилась с собой:

– Я смотрела фильм. Как бы то ни было, я не хочу, чтобы меня считали слабоумной настолько, что я не могу связать двух слов без шпаргалки.

– Только, пожалуйста, следи за своей речью, не слиш­ком увлекайся, хорошо?

– Я умею изъясняться по-английски, Тейт, – отрезала она. – Я в состоянии связать несколько слов и умею себя вести на людях. – Она разорвала текст пополам и швыр­нула на пол.

– Ты, видимо, забыла, что было в Остине. Такого нам больше не нужно, Кэрол.

Поскольку она не знала, какую ошибку допустила Кэ­рол в Остине, она ничего не могла сказать в порядке оп­равдания или защиты. Одно ей, впрочем, следовало пом­нить: Эйвери Дэниелз имела опыт выступления перед ка­мерой, она была искушенной в плане общения с прессой, чего явно нельзя сказать о Кэрол Ратледж.

Она ответила спокойным голосом:

– Я знаю, что каждое мое появление на публике вплоть до ноября очень для тебя важно. Я постараюсь следить за тем, что я говорю, и вести себя соответственно, – Она горько улыбнулась и, нагнувшись, подняла бумаги с пола. – Я даже готова заучить наизусть этот пошлый маленький спич. Я для тебя на все готова.

– Только не переусердствуй в своем желании мне уго­дить. Если бы это зависело от меня, ты бы вообще не де­лала никакого заявления. Но Эдди считает, что это надо сделать, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство. Джек и папа с ним тоже согласны. Так что угодить ты должна им, а не мне.

Он поднялся уходить. Эйвери быстро встала.

– Как дела у Мэнди?

– Так же.

– Ты сказал ей, что завтра я выписываюсь?

– Да, она это знает, но по ее лицу не поймешь, что она думает.

Эйвери огорчилась, что в состоянии девочки не проис­ходит перемен к лучшему, и, подняв руку, бесцельно по­терла подбородок.

Тейт тронул ее за руку.

– Ты мне напомнила. – Он взял с кровати куртку и достал что-то из кармана. – Поскольку в госпитале умудрились-таки перепутать и растерять твои кольца, Эдди посоветовал купить тебе новое обручальное кольцо. Он считает, что для избирателей это имеет значение.

Она не солгала ему насчет драгоценностей. Когда он поинтересовался, она сказала, что в конверте оказались чужие вещи.

– Я передала их медсестре, чтобы там разобрались.

– Где же тогда твои?

– Бог его знает! Иногда случаются такие необъяснимые недоразумения. Пусть разбирается страховая компания.

Сейчас Тейт достал из серой бархатной коробочки простое обручальное кольцо.

– Оно не такое изысканное, как то, но, я думаю, сойдет.

– Мне оно нравится, – сказала она, надевая кольцо.

Когда он попытался убрать руку, она заметила у него на пальце парное кольцо. Схватив его руку, она понесла ее к губам и, прошептав его имя, поцеловала его в сжатые пальцы.

– Кэрол, – сказал он, отнимая руку, – не надо.

– Ну, пожалуйста, Тейт, Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Позволь мне. – Она умо­ляла его принять ее благодарность. – Мне столько раз хотелось умереть. И если бы ты меня все время не поддер­живал, так бы, наверное, и случилось. Ты все время был такой… – У нее перехватило горло, она больше не скры­вала слез. – Ты давал мне силы жить. С самого начала. Спасибо тебе.

Она говорила от чистого сердца. Каждое слово было правдой. Поддавшись охватившему ее чувству, она при­поднялась на цыпочки и поцеловала его.

Он дернул головой. До нее донесся удивленный резкий вдох. В его глазах она прочла сомнение. Потом он нагнул голову и легко поцеловал ее в губы.

Она теснее прижалась к нему, потянулась к нему губа­ми и прошептала:

– Поцелуй меня, Тейт, пожалуйста.

С легким стоном он прижался к ней губами. Обхватив рукой за талию, он привлек ее к себе. Другую руку поднес к ее затылку и стал нежно гладить шею. Тем временем язык его, раздвинув губы, проник во влажную глубину ее рта. Поцелуй был долгий и страстный.

Вдруг он резко оторвался от нее и поднял голову.

– Какого черта…

Грудь, к которой она все еще была прижата, вздыма­лась. Помимо его воли, глаза опять отыскали ее рот. Он зажмурился и отрицательно помотал головой, как бы стряхивая с себя наваждение, но потом опять впился в нее губами.

Эйвери ответила на поцелуй, вложив в него все, что в ней накопилось за эти месяцы. Их губы сплелись в жар­ком, голодном порыве. Чем больше он получал, тем больше ему хотелось – и тем больше она хотела ему дать. Положив руку на бедро, он привлек ее к себе. Она с силой приникла к нему, ощущая его мгновенное напряже­ние, и, подняв руку, притянула его голову вниз, с наслаж­дением пробегая пальцами по волосам, рубашке, по его ко­же.

Внезапно все кончилось.