Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где ты видел долларовые автоматы?
— Таким образом, те, кому по части выигрыша не повезло, могут продолжать развлекаться — им в любви повезет, а я бы хотела вернуться в номер, — говорю я своим товарищам.
— Да и я, признаться, хотел бы в люлю, — поддерживает меня Михаил Иванович. — Ребята, вам деньжат подкинуть?
— Нет, зачем же, я иду с вами, — не соглашается Вова.
— Ага, а я пойду предаваться разврату в одиночку! — хмыкает начбез. — Примерный семьянин. Не играйте в демократию, шеф! Демократия развращает.
И мы все вчетвером возвращаемся в гостиницу.
Перед дверью моего номера Найденов пропускает вперед своих телохранителей, еще и подталкивает их:
— Идите, идите! Мне надо поговорить с Ванессой Михайловной, а этот разговор вовсе не для ваших ушей. — И обращается ко мне: — Ванесса Михайловна! Всего десять часов. Может, зайдете ко мне, сыграем партию в шахматы?
— В шахматы? А откуда вы знаете, что я умею в них играть?
Говорю и тут же вспоминаю: досье!
— Вы даже не представляете, как много я о вас знаю!
Я чувствую себя заинтригованной. Все-таки недаром его Анатолий Викентьевич позвонил мне. Но ведь я поехала с ними совершенно случайно, только потому, что остальные девушки в этот момент были заняты.
Эту мысль я и озвучиваю:
— Хотите сказать, что вы собрали досье на всех моих девушек?
— Почему? — не сразу соображает он.
— Но ведь я редко подключаюсь к работе. Только когда остальные телохранительницы заняты.
— Я предчувствовал, что поедете именно вы!
— Почему? — теперь задаю вопрос я.
Он ускользает от ответа.
— Так вы идете играть в шахматы или нет? Или предпочитаете до утра разговаривать в коридоре?
— До утра? — ужасаюсь я. — Хотите сказать, что и играть мы будем до утра? А если вы так же будете уходить от ответа, я так ничего и не узнаю?
Он довольно ухмыляется.
— Иными словами, я смог вас заинтриговать?
— Еще бы, — недовольно соглашаюсь я.
Значит, я была права, подозревая, что в интересе Найденова к моей скромной фирме что-то есть такое, что мне не известно.
— Хорошо, договоримся так: я отвечу на все ваши вопросы.
Вот это совсем другое дело. Потому что я не слишком хорошо играю в шахматы, а играть в них, чтобы только проигрывать — кому же такое понравится?
— А у вас есть еще что-нибудь, кроме шахмат?
Этот вопрос я задаю, все еще соображая, идти к нему или нет. Но получается двусмысленность, и Михаил Иванович откровенно ухмыляется.
Номер у Найденова почти такой же, как у меня. Разве что портьеры другие. И на столе стоит бутылка красного вина. С собой, что ли, он привез?
— Привез с собой, — подтверждает Михаил Иванович, — а то в прошлый раз кое у кого из моих знакомых возник вопрос, есть ли и в самом деле в нашем краю хорошие вина? Да мы, говорю, если упремся как следует, то и с Францией можем потягаться, не говоря о Молдавии.
— Вы — патриот своего края?
— А вы нет? — передразнивает он. — Да, я хотел бы, чтобы пусть и не во всей стране, но хотя бы в нашем регионе мы могли устроить несколько другую жизнь…
Ты посмотри, у мужика какие планы! Не иначе в губернаторы готовится. Но это я про себя над ним хихикаю. В лицо сказать не осмеливаюсь, может обидеться.
— Думаете, что нужно создать нечто вроде государства в государстве?
— Достаточно было бы свободной экономической зоны.
— Так в чем же дело? Теперь остается только вам стать губернатором, и, как говорится, карты в руки! — все же не выдерживаю я. Наверное, у меня предубеждение против богатых людей. Не верю, что они могут что-то делать бескорыстно, хотя Найденов не похож на человека, который думает только о своем кармане.
— Обещаю над этим вопросом подумать… Вот кем бы я не смог стать, так это президентом страны, если бы пробился во власть. И не из-за недостатка ума…
Похоже, от скромности он не умрет!
— …А оттого, что в нашем Отечестве все делается слишком медленно. В то время как давно пора торопиться, работать быстрее, на перспективу, а мы как начнем раскачиваться, как станем репу чесать и прикидывать, что да как… Извините, но ведь у нас и в самом деле богатейший край. Нам бы еще и умное руководство…
— Если вы будете говорить со мной о политике…
— Молчу, молчу, — говорит он и выбрасывает вперед руку, как Ленин на памятниках. — Прошу.
У дивана стоит шахматный столик с расставленными фигурами. Сам с собой играл, что ли?
Я присаживаюсь на диван и спрашиваю:
— Эту партию можно разбирать, или вы запишете?
— Конечно, разбирайте. Я играл сам с собой.
— И кто победил?
— Конечно же, свои.
Он набирает номер телефона и говорит в трубку:
— Пожалуйста, принесите десерт в номер четыреста пятый. Конкретно?.. Аня, вы мороженое будете?
— И мороженое, и пирожные, и шоколад, и соки.
Он послушно повторяет.
— И вы не боитесь поправиться?
— В крайнем случае дома денек поголодаю.
Найденов смеется.
— Мне нравится, что вы откровенны.
— По крайней мере благодаря такой привычке мы будем избавлены от неприятных сюрпризов.
Он удивленно смотрит на меня.
— В смысле?
— Это я так, не обращайте внимания…
Но поскольку он все еще чего-то ждет, поясняю:
— Если мы будем друг с другом откровенны, то и не придется говорить: я от нее — или от него — этого не ждал.
Я расставляю фигуры, а Найденов прохаживается по номеру, словно собирается с духом…
— Вы как-то напряжены, или мне кажется?
— Не кажется. Напряжен, — признается он. — Дело в том, что вы мне нравитесь.
— Естественно, ведь мы так давно знакомы. — Я взглядываю на часы. — Целых двенадцать часов. За это время вы успели меня узнать и полюбить.
— Аня…
— Представляете, брат зовет меня Ванькой.
— У вас и в самом деле имя необычное, и потому мы пытаемся отыскать в нем знакомые сочетания букв… На самом деле я знаю вас уже целую неделю! — признается он.
— Правда? А я вас нет.
— Еще бы, вы почему-то вообще не обращаете внимания на мужчин.
— Намекаете на нетрадиционную ориентацию?