Партийные секретари привыкли использовать бесплатную и бессловесную рабочую силу для уборки урожая. Министр обороны своим отказом (ни один другой министр, кроме Жукова, не позволял себе такого!) ставил их в трудное положение.

В марте 1956 года на совещании командного состава вооруженных сил обсуждался вопрос о дисциплине в войсках. 12 мая Жуков подписал приказ № 0090 «О состоянии воинской дисциплины в Советской Армии и Военно-Морском Флоте и мерах по ее укреплению».

Приказ отразил бедственное положение в войсках: «В армии так же, как и на флоте, совершается большое количество преступлений и чрезвычайных происшествий, из которых наиболее серьезную опасность представляют: случаи неповиновения командирам и особенно недопустимые в армии проявления оскорблений своих начальников; бесчинства военнослужащих по отношению к местному населению, дезертирство и самовольные отлучки военнослужащих, аварии и катастрофы автотранспорта, самолетов и кораблей. Широкие размеры в армии и на флоте получило пьянство среди военнослужащих, в том числе среди офицеров…»

Жуков считал, что подрывается авторитет командира-единоначальника: «Среди некоторой части офицеров и особенно офицеров-политработников имеют место неправильные настроения по вопросу о роли командира-единоначальника и даже выступления с критикой служебной деятельности командиров на партийных и комсомольских собраниях, на партийных конференциях. Такие выступления ведут к подрыву авторитета командиров-единоначальников, к снижению их требовательности к подчиненным, а следовательно, к ослаблению воинской дисциплины».

Министр подверг критике Главное политическое управление и политорганы на местах. Распорядился запретить ужины и вечера с выпивкой, прекратить продажу спиртных напитков в столовых, буфетах, в Домах офицеров и на территории военных городков. Потребовал: «Всякие попытки критики служебной деятельности и подрыва авторитета командира-единоначальника решительно и немедленно пресекать».

Жуков напугал членов ЦК, когда заговорил о массовых репрессиях и о том, что в них виновны все лидеры партии. Маршал прямо сказал, что все члены высшего партийного руководства виновны в убийстве невинных людей. Каганович возразил Жукову: это политическое дело. Раз политическое, значит, они неподсудны. Жуков резко ответил: нет, это уголовное преступление!

Из его слов следовало, что члены партийного руководства могут быть привлечены не только к политической, но и к уголовной ответственности. Эту угрозу они запомнили. Маршал и не понял, что противопоставил себя всему партийному аппарату.

После июня пятьдесят седьмого Никита Сергеевич подчеркнуто демонстрирует свою дружбу с прославленным маршалом, никуда его от себя не отпускает, даже отдыхают они вместе. Жукову в голову не приходит, что против него организован настоящий заговор, что он и пяти месяцев не просидит на своем месте.

Хрущев уже на пенсии вспоминал: «Члены президиума ЦК не раз высказывали мнение, что Жуков движется в направлении военного переворота, захвата им личной власти. Такие сведения мы получали и от ряда военных, которые говорили о бонапартистских устремлениях Жукова. Постепенно накопились факты, которые нельзя было игнорировать без опасения подвергнуть страну перевороту типа тех, которые совершаются в Латинской Америке. Мы вынуждены были пойти на отстранение Жукова от его постов. Мне это решение далось с трудом, но деваться было некуда».

4 октября 1957 года министр обороны Жуков вылетел в Севастополь, а оттуда на крейсере «Куйбышев» в сопровождении эсминцев «Блестящий» и «Бывалый» отправился с официальным визитом в Югославию и Албанию.

А Хрущев поехал в Киевский военный округ на учения, которые проводил главнокомандующий сухопутными войсками маршал Родион Яковлевич Малиновский. Никита Сергеевич разговаривал с генералами, прощупывал настроения. Потом Хрущев скажет:

— Вы думаете, я там охотился на оленей? У меня там была политическая охота на крупную дичь…

На пленуме ЦК Хрущев обвинит Жукова в лицемерии и вероломстве, хотя все было наоборот. Пока министр обороны находился за границей, Никита Сергеевич провел большую подготовительную работу. Маршал, уезжая, думал, что он в Москве друга оставил. А Хрущев за его спиной беседовал с командующими округами, объяснял им ситуацию — словом, заручился поддержкой генералитета.

17 октября 1957 года на президиум ЦК пригласили заместителей министра обороны маршалов Малиновского и Конева, а также начальника Главного политуправления генерал-полковника Желтова. Начальник ГлавПУРа пожаловался на то, что политработа в армии по вине министра обороны принижена:

— Товарищ Жуков говорил, что, если политработникам рыжие бороды привесить и кинжалы дать, они всех бы командиров перерезали. Мне, начальнику ПУРа, не позволено выезжать в войска без разрешения. Министр товарищ Жуков неприязненно относится ко мне. Из-за чего? Из-за того, что я будто был против назначения его министром и возражаю против его возвеличивания…

Желтов жаловался: маршал недооценивает значение политорганов, слишком амбициозен, не сделал для себя выводов из прошлого. Малиновский и Конев вяло возражали: они не согласны с такой оценкой состояния политработы в армии.

Пока Жуков находится за границей, президиум ЦК принимает постановление «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте». По всей стране проходят партийные собрания, где резко критикуется министр обороны. Жуков об этом не подозревает, хотя ему доложили, что связь с Москвой внезапно прервалась. Опытный человек, мог бы сообразить, что это означает…

Вместе с министром обороны в Югославию отправили специального корреспондента «Красной звезды». Первые два его репортажа газета опубликовала. А потом помещала только короткие сообщения ТАСС. Жукова сопровождал заместитель начальника ГлавПУРа генерал-полковник Федор Петрович Степченко. Он тоже не понимал, почему орган Министерства обороны не освещает визит Жукова, запрашивал Москву. Главный редактор «Красной звезды» Николай Иванович Макеев, получивший соответствующие указания, оправдывался:

— В газете не хватает места. Вот спутник запустили…

Рассказы о том, что начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал Сергей Матвеевич Штеменко обо всем сообщил министру по своим каналам, за что и пострадал, — миф. Когда Жуков вернулся в Москву, он не знал, что его ждет. Штеменко был лишен возможности о чем-либо доложить министру.

В первый раз Сергея Штеменко наказали после ареста Берии — сняли с должности и понизили в воинском звании на две ступени с генерала армии до генерал-лейтенанта. Обвинили его в том, что Штеменко через Берию передавал Сталину «разные сплетни на некоторых руководящих военных лиц»…

В 1957 году Жуков еще находился за границей, кампания против него только начиналась, а Штеменко опять сняли с должности начальника Главного разведывательного управления.

В аэропорту в Москве Жукова встречали его первый заместитель маршал Конев и родные. Конев сказал Георгию Константиновичу:

— Вас просили сразу ехать на заседание президиума в Кремль, вас ждут.