«Ха-ха! С кем на войну? На какую войну? Сватья, ты с ума сошла?! У нас внук в этой… как её, в ракетной дивизии служит, в гвардейской, пишет – силы такой в мире нет, чтобы уберечься от нашей «Сатаны». Нету, вот!»

«Свят-свят, богохульник!»

«Да это не чёрт твой, это ракета такая. По телевизору показывали. Больше нашей трубы, на котельной которая. Гораздо больше и толще».

«А танцы, я уверена, это заманка такая, чтоб все пришли. Ей-ей! Воловик хитрый мужик. Знает, если не обмануть народ, никто не придёт».

«Значит, и буфет должён быть!»

«Выборы! Точно я вам говорю, опять выборы. Агитация! На что хотите спорить могу».

«Лучше бы везде дороги, гад, почистил. Нормально пройти нету возможности».

«А я туфли взяла».

«Слыхали, к нему какой олигарх иностранный приехал, наверное людей вербовать под музыку будут, или землю нашу выкупить хочет».

«Вот сколько я раз говорил, нужно штаб противодействия коррупционерам на местах создать, штаб. Я первый проголосую».

«Посмотрим!»

«И смотреть нечего, спасибо скажете, что заботются об нас».

«Я платье новое надела. Из шкафа достала. Думала-то уж… А вот, пригодилось».

«А я на танцы не останусь. У меня причёски нет. Да и туфли или усохли, или нога растопталась».

«Ха-ха! Возраст, Маня, возраст!»

«Как звездану сейчас по твоему, этому… Возраст».

«Но-но, не балуй!».

«А правда говорят, есть такое лекарство… ну, мазь такая, что в две недели лицо у женщин свежеет. Я по телевизору видела. Прям как у младенца. Не слыхали, как называется?».

«Брехня. Реклама».

«Ага, слыхали! Мужика тебе надо свежего. Тогда и посвежеешь!».

«Ой-ой, умник…».

«Вера Васильевна, ты как достанешь ту мазь, я тебе сапог свой старый дам, для эксперименту, намажешь, посмотрим, если распрямится кожа, значит не соврали тебе про разглаживание».

«Эх, работу бы нам нашёл, а не танцы. Козёл драный».

«А я говорю, реклама. Реклама – двигатель торговли. Не верьте»…

Завклубша тем временем самолично сцену мокрой тряпкой протёрла, больше не успела. Развязав узлом завязанные внизу кулисы, торопливо убежала с ведром и шваброй к пожарному щиту. Музыканты аппаратуру и инструменты на сцену перетащили. Включили её, брякали чем-то своим музыкальным, на весь зал микрофоны продували. Настраивались. Глава города маршалом ходил по залу, зачем-то хлопал сиденьями, насильно приводя их в горизонтальное положение, а они снова возвращались в вертикальное. На это Борис Павлович сам себе удивлялся, крутил головой: ты посмотри, как народ словно! Им одно – они – другое! Австралийцу самолично место выделил почётное, на первом ряду, по центру. Рядом примостилась его охрана. Первыми в зал – выполнив приказ – ввалилась ребятня. Да много их! Как пуговицы на пол из банки высыпались. Мгновенно, толкаясь и крича, заняли все первые ряды, где и по двое на одном сиденье, в обнимку – друганы. Сняв шапки, улыбались, показывали друг другу фиги, вертелись, строили рожицы, крутили головами. Чуть позже, в зал стали входить люди, жители, волобуевцы… И участковый милиционер, и дэпээсники, и мужики из котельной, и фельдшерица, и два депутата из местного самоуправления, и вся администрация, и… больще пенсионеры: деды, родители, матери-отцы… Электорат. Одни входили с любопытством на лицах, уважительностью и достоинством. Будто в приёмную Администрации города, другие как в поликлинику к зубному. Третьи словно в библиотеку. Остановились. Потирая руки от мороза, с раскрасневшимися лицами, кашляя. Словно впервые оглядывали зал и сцену. Лампочки в люстре под потолком горели не все, сторож отказался проводить опасные работы на длинной лестнице, но зато по стенам лампочки светили почти все, бра, которые. В зале было не на много теплее, чем на улице, но занавес интригующе закрыт был. Что, конечно же, говорило о серьёзности мероприятия. Одни ещё отряхивали рукавицами валенки и унты от снега, другие, сняв шапки, расстегивали шубы, полушубки, пуховики… Раздевалка как всегда не работала. Это естественно, холодина-то вокруг какая. Женщины, скинув с головы платки и шали, торопливо возвращались в фойе в поисках зеркал, мужчины кто рукой, кто расчёской приглаживали волосы. Не снимая верхнюю одежду, нерешительно проходили. Да и Глава города, Борис Павлович радушно уже со сцены покрикивал: «Не стесняйтесь, товарищи, проходите, проходите. Располагайтесь. Будьте как дома… Эй-эй, только не на задние ряды, свет выключать не будем. Сюда, вперёд-вперёд проходите». Народ, хлопая сиденьями стыдливо перемещался на первые ряды.

Со сцены неожиданно в зал спрыгнул Стас Дударев, который на рынке товар продавщицам доставляет, многие его по этой работе знали, наклонился к кому-то на первом ряду, что-то прошептал на ухо. Человек выслушал, оглянулся, поднялся, тоже самое сделали и ещё двое незнакомых мужиков, не местные, по городскому одетые, прошли в середину зала, хлопнули там крышками сидений. Стас исчез за занавесом. На авансцене продолжал прохаживаться Глава города Борис Павлович Воловик, руководил сверху размещением. В зале становилось шумно. Детвора легко добавляла децибелы. Неожиданно в зал вбежали «быки» калимуллинские. Здоровые мужики, молодые, четверо. Охрана. У каждого в руках по магазинской картонной коробке. Найдя глазами детвору, пробежали по тем рядам, с пустыми коробками выскочили из зала. Необычайный восторг ребятни и громкое хрумканье печеньем, увеличило шум. Вошёл и Марат Калимуллин. Степенно. С невозмутимым лицом и достоинством на нём. Как-никак депутат всё ж таки! Главное, на этот раз не с любовницей, волобуевцы это благосклонно отметили, а с законной женой своей, татаркой Тамарой, и дочерьми – шестеро! – мал-мала меньше. Все на одно лицо, черноглазые, со множеством косичек. На третьем ряду произошло движение, Калимуллин со своими домочадцами там и разместился. Глава города выждал, встретился глазами с Маратом Калимуллиным, кивнул ему, молодец, мол, с печеньем для ребятни хорошо придумал. Ну так, лицом изобразил ответ депутат местного… неважно чего там.

– Начнём, товарищи! – оглядев зал, мимо микрофона громко вскричал Борис Павлович, и отчего-то захлопал в ладоши. Это предложение зал немедленно поддержал. – Кто опоздал, ждать не будем. – Добавил Глава и пригрозил. – Пусть потом жалеют. – Переступив с ноги на ногу, изменив лицо на приветливое, Борис Павлович прокашлялся, по театральному сложил руки чуть выше пояса, произнёс. – Значит так, товарищи, рад вам сообщить тему нашей встречи. Первое! Сегодня у нас праздник – 600 лет нашему городу! – Зал мгновенно онемел, жители, выпучив глаза, забыли умащиваться, кашлять и скрипеть сиденьями, хруст печенья на пацанячьих местах на секунду тоже прекратился. Борис Павлович хитро прищурился, и закончил. – А могло бы быть, товарищи! Могло! – И пояснил. – А может и больше, мы не считали. А жаль! Так что можно сказать и так – 600 или чуть меньше. С этого и начнём отсчёт, исправим ошибку. Это первое. Второе. К нам приехал гость. Издалека! Дорогой гость! Из Австралии! – Глядя в зал, со значением в голосе уточнил. – Приехал к сыну. Представляете, к сы-ну! – Зал всё ещё продолжал сидеть ошалело глядя на сцену. Даже пацаны печеньем не хрустели… Потому что удивительно для них всё сейчас было, да и печенье кончилось. А последнее – к сыну! – вообще было ни в какие ворота! Потому что никогда, и никто к ним из Австралии не приезжал. Это бы знали все. Передавалось бы. – Мистер Майкл… эээ… прошу познакомиться. – Борис Павлович рукой, как тот памятник напротив здания местной Администрации, указал на середину зала. Там, смущённо улыбаясь, поднялся тот самый гость. Передние ряды зала, как по команде развернулись, разглядывая явление, на задних рядах как на пружинах повскакивали, чтоб увидеть, разглядеть. Через секунду зал выдохнул разочарованием. И никакой не миллиардер, все поняли, одет-то как они вроде, никакой шляпы-цилиндра, ни фрака, ни бабочки, – не поверили Главе. Да и Глава по свойски махнул рукой, присаживайтесь, мол, товарищи, познакомились. Затем, выдержав многозначительную паузу, торжественным тоном продолжил. – Так вот, в честь всего этого праздничного, товарищи, объявляю концерт открытым, в смысле можно начинать, – и дёрнул рукой занавес. – Джаз-оркестр «Вдохновение», товарищи. – Представил он. – Наш, кстати, оркестр! Местный! Лауреат и победитель там всего чего можно было… в Москве в смысле. В общем, наш, Волобуевский. – Физическим усилием, быстро потянул штору занавеса в одну сторону, с другой стороны бурлаком на Волге тащила директриса Дома культуры.