сжав кулаки, я резко кинулся к барной стойке и почти залпом осушил половину бутылки, жидкость которой была способна за несколько минут положить целый взвод на лопатки.

Горький вкус и жжение, которые вызывал алкоголь были ничем, по сравнению с тем, как горько было от слов ведьмы. От ее отвращения, когда она вытирала губы. От ее взгляда.

Кольцо на пальце накалилось и завибрировало, сигнализируя о входящем голографическом вызове от Оливии. Скривившись, я провернул его в сторону, дабы заблокировать, и принялся за дальнейшее осушение запасов.

После двух стаканов я потерял связь с реальностью.

***Эвирисса***

— Повтори-ка! Что ты ему сказала?! — спросил у меня обалдевший Кириан, в наглую вытянув ноги на моей кровати и сложив руки за головой.

— Что это был самый гадкий поцелуй в моей жизни. — буркнула я, потупив взгляд в пол.

— Ах-ха-ха-ха! — лавина безудержного хохота затопила комнату.

— Это не смешно! — вспылила я, подскочив с дивана. — Кир!

Подушка, гонимая моей магией, с глухим звуком встретилась с наглой рожей дракона, но и это не помогло остановить его хохот.

— Уф…ах-ха… Я спокоен… спокоен…пффф!

— Прекращай! — проскулила я, чувствуя, что еще немного, и расплачусь.

Сев обратно на диван, я взяла в руки подушечку и прижала ее к своей груди, понуро опустив голову. На душе было гадко, и скорее не от того, что произошло, а от того, что я сказала. Ну да, свой первый поцелуй я представляла другим: нежным, ласковым, трепетным. Но и этот был невероятным! Голодным, диким, сумасшедшим! У меня даже колени затряслись, а в животе зародился такой рой бабочек, что от невероятных ощущений свело нутро.

— Ладно, прости. — пытаясь сдерживать рвущийся наружу смех, промолвил Кириан, поднявшись с кровати. — Но зачем ты так сказала?! Нет, подожди! — остановил он меня, не дав раскрыть рта. — Почему вырывалась!? Разве мы не для этого устроили весь этот цирк!?

— Ну не сразу же ему отдаться!? За кого он меня тогда примет!? — возразила я, вспыхнув за секунду.

— Да, тут ты права. — сбавил обороты Кир. — Не подумал. — приблизившись ко мне, он присел на диван, но достаточно далеко от меня, чтобы я его ненароком не заморозила: моя сила бушевала, так же сильно, как и болела душа. — Спокойно, снежинка, не переживай. Начало положено!

— Угум. — буркнула я, уткнувшись лицом в подушку.

— Эви, не лети вперед дракона! — тяжело вздохнув, промолвил Кириан и наверняка закатил глаза. — Арм ревновал — это раз!

— В каком месте ты увидел в нем ревность?!

— В глазах! Только слепой бы не заметил, как горела его магия!

— Хорошо, что дальше?

— Он пил на рабочем месте — два!

— Это ничего не значит!

— Боги! Как же с тобой тяжело! — закрыв глаза и накрыв ладонью лоб, раздраженно выдохнул друг.

Выпрямив спину, я с ногами уселась на диван, наплевав на этикет и обняв колени руками, уставилась в одну точку — на часы, медленно отмеряющие свои шаги.

С того момента, как я сбежала из кабинета Арма прошло около часа: все это время я пыталась поведать Кириану историю о том, как меня чуть не сожрал пьяный дракон. От воспоминаний губы начало покалывать. Казалось, на них до сих пор чувствовался вкус Алишера: горчинка алкоголя и сладость лесных ягод, на которых основывалась настойка.

«А запах… Богииии! Я и понятия не имела, что этот мужчина может пахнуть еще лучше!».

Я бы все отдала, чтобы еще хотя бы на минуту вернуться назад во времени и окунуться в тот вихрь безумия и страсти, что кипели в моей крови; чтобы вновь ощутить на своей талии горячие как сама лава, извергнутая только-только из жерла вулкана, руки. Я бы душу продала, чтобы еще раз услышать те три слова, воздействовавшие на мое сердце лучше бальзама.

«К черту Оливию!».

К черту… К черту…

Как же мне теперь находиться с ним рядом? Как смотреть ему в глаза? Как говорить?

Я ведь не выдержу этой пытки, и сама брошусь к нему на шею, а он вновь меня оттолкнет, вспомнив о словах… и о Кириане.

Нет, нельзя! Раз уж я заварила эту кашу с романом между мной и Киром, придется доиграть свою партию до конца.

******

Спала я отвратительно. Мне постоянно что-то мешало: то пение птиц, доносящееся из открытого окна, то надоедливое шуршание крыльев пикси, готовящих новую пакость и хихикающих над головой, то, самое невыносимое и душераздирающее, мысли об Алишере, волчком крутящиеся в голове.

Под утро моя кровать представляла собой побоище; скомканные простыни, кое-где разорванные моей магией, мокрый матрац по вине все той же энергии, покрытая инеем подушка, но самое главное — я так и не поняла, как мое одеяло оказалось у дверей, разорванное в клочья!

С кровати поднималась как зомби, встревоженный хиленьким некромантом. Ванну принимала такая же мертвая: еще удивилась, как не захлебнулась!

Шлепая мокрыми ногами по холодному паркету и оставляя вместо влажных следов лед, поросший инеем, я подошла к зеркалу и, сама того не ожидая, присвистнула. По ту сторону на меня смотрела не живая, еле дышащая ведьма, а ходячий труп: с синюшными губами, с фиолетовыми кругами под глазами, с бледной кожей. Увидь Дафни меня такой, живо бы взялась за мое оздоровление, использовав на моей шкуре все законные и незаконные способы оживления. Возможно, так она и поступит, когда улицезрит меня на тренировке.

«Тренировка!».

Не знаю, почему говорят, что зомби медлительные как улитки — явно лгут, ибо то, как я собиралась и рвала когти на тренировку, на которую опоздала почти на два часа, говорило об обратном!

Портал бы был моим спасением, но из-за идиотских правил Арма мне пришлось лететь на своих двоих! И сама чуть не убилась, споткнувшись на лестнице, и адептов бедных подрезала. Таких матов я не слышала даже от дяди Сивериуса! Да что уж, даже закаленный боями Ксариан ругался мягче!

На площадку, где проходили тренировки, прибежала еле живая, не считая того, что я и так была, мягко говоря, овощем. Тяжело дыша, я быстро осмотрелась по сторонам, подмечая, что ряды адептов пополнились: прибыли другие команды из соседних академий, и, найдя взглядом своих оболтусов под строгим командованием Алишер, направилась к ним.

По мере того, как приближалась, мое резво колотящееся от сумасшедшего бега сердце набирало еще более быстрый темп, с болью ударяясь о ребра. Во рту от волнения пересохло, словно я неделю не просыхала, коротая время в пропитанной табаком и перегаром забегаловке.

Ладони вспотели. Вытерев их