– Подать вина, – приказал он дрожащим голосом. Его мертвенно-бледное, обрамленное черной бородой лицо исказилось.

Надсмотрщики и их помощники быстро забегали по палубе с наполненными вином мехами и кружками.

Однако Просперо не выказывал желания продолжать бой. Транспортные корабли уже были под защитой Позилипо, и он без колебаний оставил поле битвы за противником, поскольку выполнил поставленную задачу и победа была на его стороне.

Поэтому он отдал приказ развернуться и держать курс на Неаполь, захватив с собой три трофейные галеры и обязав своих матросов и надсмотрщиков приглядывать, чтобы гребцы налегали на весла. Решись Ландо преследовать Просперо, маловероятно, чтобы он смог настичь капитана раньше, чем тот доберется до гавани. Но если бы Ландо сделал это и стал слишком настойчиво теснить Просперо, тому хватило бы времени решить, стоит ли возобновлять боевые действия.

Но Ландо не пустился в погоню, и поэтому сразу после полудня Просперо проследовал за транспортными кораблями в гавань, чтобы удостоиться такой овации, какая нечасто выпадает на долю моряка. Его приветствовали не только люди, что выстроились на берегу и толпились на молу, привлеченные слухом о прибывающем подкреплении, но и экипажи транспортных кораблей, стоявших там на якоре. В то время когда их капитан проплывал мимо во главе развернутого строя возвращающихся домой галер, их экипажи выстроились вдоль фальшбортов и во весь голос прославляли его. Он причалил к молу у башни Святого Винченцо, охранявшей шлюзы рвов с водой; и здесь поджидавший его, чтобы оказать радушный прием, принц Оранский по-братски заключил Просперо в объятия, в то время как голодный люд с неистовым воодушевлением приветствовал героя, доставившего им продовольствие.

Но в сердце Просперо, как он рассказывал после, не было ликования. Его мысли все время возвращались к Джанне. Если бы она принадлежала ему, он мог бы положить славу к ее ногам и этот триумф был бы гораздо ценнее победы. Но ей, самой желанной из всех живых существ, больше не было места в его жизни. Просперо выбрал честь, пожертвовав любовью, и теперь это обернулось против него, ибо он убедился, что честь без Джанны не имеет смысла.

Молодой вице-король не скупился на выражения восторга:

– Невиданный доселе образчик исполнения своего долга. Отправиться с шестью галерами и вернуться с девятью, нанеся поражение флоту, вдвое превосходящему вас численностью! Этим можно гордиться. Искусство, с которым вы использовали остров, говорит о том, что вы знаток своего дела. Отчет о битве порадует императора, и я расскажу ему все. Это будет полезно нам обоим. Что касается меня, то я заработаю похвалу, что выбрал вас для этого трудного предприятия.

Слова, которые принц Оранский произнес в тот день, до исхода сентября были на устах всего света. А потом история о короткой морской битве в проливе Прочида, приукрашенная рассказчиками, распространилась за пределы Италии; она пересекла Альпы, достигла ушей императора в Мадриде и отложилась в его памяти как единственная светлая весть в море мрачных сообщений, приходивших из Италии. Мать Просперо услышала эту историю во Флоренции и преисполнилась гордости за сына. В Генуе, всегда завидовавшей Венеции, народ обрадовался, что на сей раз герой был генуэзцем. Победа Просперо принесла роду Адорно уважение и еще больше разожгла неприязнь к семейству Дориа, ибо все помнили, что именно оно являлось вдохновителем изгнания семьи Адорно. В течение нескольких дней Генуя требовала их возвращения. Весть обрадовала состоявшего при императорском дворе дель Васто и разозлила Филиппино Дориа в Леричи. Теперь ему было бы еще труднее выставить счет Просперо. А долг между тем рос. Когда Андреа Дориа услышал, что Просперо был прикован к веслу, он тотчас же с яростью набросился на племянника.

– Неужели я должен считать тебя дураком? – спросил он. – Неужели ты до сих пор не понял, что затянувшаяся вражда не только не приносит никакой пользы, но порождает ответную злобу? Это был омерзительный поступок.

– А как вы сами обошлись с Драгут-рейсом? – угрюмо огрызнулся племянник. – Я приковал их к одной скамье.

– И ты не видишь разницы? Господи, надели меня терпением! Ну и дурень! Драгут родился нашим убежденным противником!

– Если забыть о происхождении и вероисповедании, то разве Просперо Адорно не такой же враг?

– Сейчас, возможно, и такой же. После того как ты таким образом закрепил его неприязнь к нам. А ведь со временем он мог бы стать нашим другом. Если это тебе не по нраву, не надейся на мою помощь. Ты получишь по заслугам.

Тем не менее Филиппино продолжал ворчливо сетовать по поводу исхода битвы при Прочиде. Старик не выказал никакого сочувствия.

– Ну и что теперь? Ты все еще досадуешь? Когда же ты уразумеешь, что злость – удел слабых? Предоставь злиться женщинам и займись мужскими делами, Филиппино. Видит Бог, у нас их невпроворот.

У Дориа был флот, который он собрал, оснастил и укомплектовал людьми за свой счет. Достаточно большой, чтобы воевать не только умением, но и числом. Это было очень кстати, ибо король Франции, похоже, не собирался возмещать адмиралу средства, потраченные им на службе монарху. Андреа Дориа использовал множество способов добывания денег, в том числе и взимание выкупа за плененных знатных мусульман. Среди них был и Драгут-рейс. Генуэзец согласился взять за него три тысячи дукатов, предложенных Хайр-эд‑Дином за освобождение этого знаменитого капитана.

Став известным, этот случай произвел некоторый переполох, а услышавший об этом в Неаполе Просперо съязвил по поводу алчности Дориа, все-таки обманувшего его. Поскольку Драгут был узником Просперо, естественным было предполагать, что он и должен получить выкуп. Однако Дориа долго противился освобождению Драгута под напыщенным предлогом того, что христиане не могут позволить этому закоренелому преступнику и неверному снова вольготно гулять по морям.

Между тем превосходство империи после сражения в проливе Прочида явно стало расти. Оно нанесло смертельный удар по осаде Неаполя. Ландо был вынужден снять блокаду и удалиться с остатками своего флота, более не способного отбивать атаки неаполитанцев, тем более что рано или поздно Просперо должен отремонтировать и переоснастить галеры, им захваченные. И Просперо, получивший в свое распоряжение и гавань, и арсенал, не терял времени даром.

Итак, все поменялись ролями. Сторонники императора, завладев портом, могли доставлять продовольствие и подкрепления, а осаждающих лишить этой возможности. Французы, ослабленные чумой и полностью деморализованные потерей маршала де Лотрека, погибшего от этой болезни, поняли тщетность дальнейшей защиты своих позиций, где их ожидали только болезнь и смерть. Они свернули свои шатры и начали отступление, вскоре превратившееся в паническое бегство благодаря преследовавшему их принцу Оранскому.

Господству французов в Италии пришел конец, и Просперо Адорно за свой выдающийся вклад в победу был назначен императором на должность главнокомандующего неаполитанским флотом. А маркиз дель Васто, поздравляя Просперо с заслуженной победой, в письмах из Мадрида уверял, что император высоко оценил его действия.