Андрей испытывал возбуждение, которое счел предательством в отношении Рады. А с другой стороны, из него уходило все, связанное с холодным рассудком, сдержанностью и осторожностью. Он чувствовал, что не имеет права пускаться в обольстительную и в то же время коварную игру с Марией, знал, что для нее это не просто развлечение или источник острых ощущений, которые она могла бы вкусить в своей не богатой событиями жизни. Но все это уже не имело для него решающего значения.

Андрей сделал последнее движение, разделявшее их. Его руки, будто самостоятельные существа, находили путь, скользили по ее спине. Он ждал, что Мария его оттолкнет, позовет на помощь пронзительным криком и подоспевшая городская стража схватит его как похотливого соблазнителя, чтобы вскоре обнаружить, что их добыча куда крупнее, чем они предполагали, и что отец Доменикус распорядится учинить над ним суд.

Когда он уже держал в руках ее трепещущее и одновременно требовательное тело, мелькнула мысль, что девушка ведет с ним коварную и злонамеренную игру, нацеленную в конечном счете на то, чтобы заманить его в ловушку к золотым рыцарям. Но думать об этом он был не в силах.

Изголодавшийся, Деляну прижимал ее к себе, осыпая лицо неуклюжими, но настойчивыми поцелуями. К его удивлению, она ответила на его страсть: нежно притянула к себе, и их губы встретились в бесконечном поцелуе. Все происходило быстрее, чем должно было быть, судя по тому, как они касались друг друга; все преграды внутри куда-то исчезли: он был безоружен и не мог защититься от внезапного наплыва страсти.

Их тела слились воедино. Его рука ласкала плечи, продвигаясь медленно, но настойчиво к ее груди. «Слишком быстро, слишком быстро, слишком быстро», — стучало у него в голове. Под его прикосновениями Мария трепетала, и этот резонанс не давал ему возможности прекратить начатое.

Андрей забыл, где находится, забыл, что в любой момент кто-то может пройти мимо и стать свидетелем их любовного действа.

Его губы блуждали по ее шее, в то время как он и она совместными усилиями освобождались от ее дорогого платья. Наконец его губы добрались до ее груди, нежно лаская округлости и пробиваясь к розовым соскам за вырезом платья. Он коснулся их языком, и они, затвердев, словно вытянулись ему навстречу. Ее руки нежно гладили его голову, шею и замерли на спине. Так, в тесном объятии, они сползли на землю.

Мир вокруг них погрузился в небытие. Да и что был весь мир в сравнении с происходящим?

— Я искала тебя, — шепнула Мария на ухо Андрею. — С первого же момента, едва увидев, я уже знала, что хочу тебя. Знаю, так говорить неприлично, но…

Она не закончила. Андрей сомкнул ее губы поцелуем.

— Со мной происходит то же самое. Что-то с нами случилось… У меня такое чувство, словно ты меня околдовала.

Откуда-то извне донесся едва слышный шорох, и жгучий ужас пронзил его. Он вдруг вспомнил, где находится. Резким движением оттолкнувшись от девушки, Деляну вскочил; его рука непроизвольно потянулась к рукояти меча, и он был готов ко всему: к засаде, подстроенной Марией, к патрулю городской стражи, привлеченному их сладострастным занятием, к ватаге грубых парней, случайно проходивших мимо и не отказавших себе в удовольствии поглазеть на двух влюбленных, забывших обо всем на свете.

Но ничего этого не было.

— Фредерик… — простонал Андрей, пораженный и перепуганный одновременно, в то время как его глаза бегали окрест в поисках посторонних, ожидая, что мальчик не один, как призрак, появился из ночи. — Скажи, Бога ради, что ты делаешь здесь?

— Я услышал звуки, — замялся Фредерик.

— За тобой кто-то следил? — взволнованно спросил Андрей.

— Нет… Надеюсь, что нет.

— Тебя что-то выгнало из убежища?

Фредерик снова отрицательно помотал головой:

— Мне просто стало… страшно.

Андрей глубоко вздохнул. С большим удовольствием сейчас он надрал бы этому молодому Деляну уши!

— Подожди меня там, в тени дома, на углу, — рассердился он. — Я скоро приду. Ты поступил не так, как я тебе велел!

Фредерик не стал возражать, видимо почувствовав, что зашел слишком далеко. Молчаливым кивком он дал Андрею знать, что понял и теперь будет делать то, что от него требуют, и ушел прочь быстро и бесшумно.

Андрей повернулся к колодцу, чтобы по возможности объяснить Марии случившееся. Но там, где они только что были вместе, теперь лежали лишь его льняной мешок да опрокинутый кувшин, — сама она бесследно исчезла.

— Проклятие! — пробормотал Андрей.

В его душе царил полный хаос. Умопомрачительное возбуждение, еще недавно владевшее им, уступило место чувству утраты и тоски. Он все еще ощущал в своих руках ее влекущее тело, тогда как, возможно, потерял ее навсегда. К тому же он не знал, какую часть его разговора с Фредериком она слышала. Будь Деляну на ее месте, он задал бы множество вопросов, например о каком убежище говорит Андрей и почему боится, что за его племянником следят.

Может быть, после неожиданного появления Фредерика Мария испугалась и так быстро исчезла, что не обратила внимания на резкие слова Андрея. Он мог на это только надеяться. С другой стороны, молодая женщина, которой он невольно заморочил голову, представляла для них опасность. Намека, который она могла бы случайно дать своему брату, занимавшему, судя по всему, высокое положение, вполне хватило бы для того, чтобы начать их преследование, тем более что его, Деляну, считали поджигателем или даже турецким шпионом.

Андрей долго не мог заснуть. Мыслями он то и дело возвращался к Марии, чувствовал запах ее кожи, и по телу пробегала приятная дрожь, когда он воображал, как ее руки ласкают его, а ноготки нежно царапают ему кожу. Но были и другие картины: страдание и насилие, горящий трактир, смерть невинных людей, золотые рыцари… Все эти воспоминания сливались воедино, будто зависели друг от друга, и на ускользающей границе сна и яви его встречало безотчетное ощущение, что светлые и мрачные события последних дней каким-то непонятным образом согласованы. Но как это могло быть?

Спасительный сон одолел его лишь на рассвете. Но спал он недолго и проснулся весь в поту, измученный забытьём, даже не сразу сообразив, где находится. Наконец встал, подошел к окну и сквозь узкую щель между досками взглянул на улицу. По ней оживленно двигались люди, и это означало, что наступил день.

Несколько моряков шли со своими заплечными мешками, вероятно, в направлении гавани, сокращая себе путь по задворкам прилегающих к этому району домов. Андрей знал, что богатством Констанца обязана исключительно выгодному местоположению на Черноморском побережье. Для «восточной Венеции», как называли город, это обстоятельство имело решающее значение и определяло тесные связи с портовыми городами как на Черном море, так и в Средиземноморье.

Впрочем, на улице были не только моряки. Торговец, который толкал перед собой деревянную тележку с товаром, не без труда протискиваясь между бедно одетыми и возбужденно галдящими женщинами, торопился на базар. Тут же неслась куда-то шумная ватага ребятишек. При виде их у Андрея заныло сердце. И его сын мог бы находиться сейчас среди них или Фредерик, если бы его детство не кончилось так рано.