– Вот и молодец! А то, что я обещал, – сделаю, не волнуйся!

– Быстрее бы!

Генрих посмотрел на Али. Комолов счел нужным объясниться:

– Мои люди, судя по всему, нашли возможность определить место, где скрывается мой «кровник».

– Что это за люди? Что за Фаина? И вообще, когда ты намерен объяснить мне мою задачу!

Али ненадолго задумался. Они приближались к Москве, и действительно, наступила пора ввести наемника в курс дела. Али решил начать с истории, с той памятной ночи далекого восемьдесят третьего года. Естественно, в его изложении не было ни убийства сослуживца-часового, ни расстрелянных стариков-чехов, ни растерзанных маленьких детей. Лишь то, что они с братом, взяв в заложницы молодую чешку, пытались уйти за «бугор». Но офицеры-шакалы даже разговаривать не стали, окружили дом, предложили сдаться и, получив отказ, открыли шквальный огонь на поражение. Несмотря на то что в здании, кроме братьев и заложницы, находились еще мирные жители.

– Потом был штурм! Брата Мухтара убили у меня на глазах, хотя он бросил оружие. И расстрелял его тот самый человек, который сейчас является нашей главной целью. Старлей прикончил бы и меня, но его успели оттащить другие офицеры. Затем был трибунал во Львове. На меня «повесили» трупы чехов и приговорили к высшей мере. Но аллах не дал свершиться несправедливости! Верховный суд заменил расстрел на пятнадцать лет лишения свободы. И вот тогда, в одиночной камере, замерзая на бетонном полу, избитый, я поклялся, выйдя на волю, отыскать этого проклятого шакала, Лобанова, и отомстить лютой смертью. Вырезать всю его семью!

– Ну старлей, понятно! А семья-то здесь при чем?

– Я так решил!

– Я, конечно, в ваших диких обычаях мало что понимаю, но мне кажется, что месть должна быть справедливой. Кровь за кровь! Как раньше говорили: «Око за око, зуб за зуб».

– Мне повторить? Я так решил, а решений своих я никогда не меняю! Понял?

– Ладно, ладно, продолжай.

– Я вышел на волю и начал поиски. Не буду рассказывать, как мне все удалось. Но в конце концов я нашел его. Но в первый раз месть не получилась. На даче, где должен был отдыхать Лобанов с семьей, случайно оказались другие люди. Если бы я знал, то не тронул бы никого. Но я ошибся! Они случайно поплатились жизнью.

Генрих перебил Али:

– Видел я по «ящику», КАК они поплатились! Ты их в натуре порвал на куски.

– Генрих! Ты много видишь и еще больше говоришь. Лучше, если бы ты так же много умел делать!

– За это не волнуйся. Все, что надо, я сделаю. Только, Али, сразу учти, баб с детьми под меня не подставляй! Их мочить я не буду! Моя задача – прорыв блокады ментов!

– Учту, чистюля. А еще говорили, что ты самый крутой. Что-то я начинаю сомневаться в этом!

– Али! Завяжи базар, а то я могу и обидеться! И то, что я подчинился тебе, еще не значит, что не сверну тебе шею, если ты будешь слишком борзеть в словах и поступках. Саркис меня знает и говорит только то, за что может ответить. Запомни это, шеф!

– Хорошо, хорошо, я погорячился!

– Много горячишься. Это делу только помешает, держи себя в руках, а эмоции сбрось на острие своей иглы.

Али проглотил эти слова. Только отметил про себя, что Генрих вдруг показал свою неожиданную пугающую агрессивность, хотя внешне был спокоен, как статуя.

– С Лобановыми я разберусь сам, – продолжал Комолов, как ни в чем не бывало, – но они сейчас под защитой ментов. И вот здесь ты как профессионал должен будешь расчистить мне путь!

– Это я сделаю. Но не пойму, ты что, со своими людьми не в состоянии справиться с парой ментов из охраны? Для чего тебе профессионал?

– Не в этом дело! С охраной я разобрался бы и один. Но зона научила меня перестраховываться везде и во всем. Я опасаюсь, что менты могут создать «липу», приманку. И тогда речь пойдет не о двух бойцах охраны. Тогда придется преодолевать барьер полноценной засады.

– Ты предполагаешь, что тебя вычислили, сравнив события в Чехословакии и недавнюю бойню на даче?

– А разве это невозможно?

– Но там не было, по твоим же словам, ничего подобного. Никакого зверства. С какой стати они стали бы связывать события восемьдесят третьего года с сегодняшним днем?

Али посмотрел на Генриха. Не мог он сказать подельнику, что «почерк» Комолова наглядно проявился уже тогда, много лет назад. Оба преступления были похожи, как две капли воды. И не связать их между собой сотрудники милиции не могли. Али помолчал, потом произнес:

– А клятва? Я же прилюдно давал клятву отомстить!

– Да кто ее сейчас помнит…

– Лобанов!

– Ну разве что Лобанов! Но мне кажется, Али, ты что-то недоговариваешь. Нет, это, конечно, твое личное дело, но у меня остается такое чувство.

– Ты прав. Те бабы, которых я завалил на даче, были не посторонними людьми. Это жена и дочь друга Лобанова, некогда тоже старшего лейтенанта нашего полка, Каурова. Он вместе с Лобановым принимал участие в захвате. А еще я знаю, что они дружат с тех давних времен. Теперь вот оказались в Москве. Поэтому-то на его даче и собралась семья Каурова. Но я не разобрался тогда, да и поздно было уже разбираться. Завалил их, и все дела! Потом, еще дед, который перевозил нас через балку…

– Что за дед?

Комолов рассказал о том, как их в ночь убийства перетаскивал через непроходимую балку одинокий старик-алкаш на своем тракторе.

– И ты оставил его в живых? – удивился Генрих.

– Сил больше не было! Я его, правда, предупредил строго! Да и водки дал столько, что к утру он вряд ли что помнил.

– Удивляюсь я тебе, Али! Невинных женщин крошишь в «винегрет», а опасного свидетеля только предупреждаешь. И надеешься, что он после пьянки не расколется! Где логика? Он же мог вас опознать! И вас, и тачку! Хотя, видимо, все-таки смолчал, иначе вас в тот же день менты бы повязали!

– Вот именно!

– Но это, считай, тебе повезло. Таких ошибок допускать нельзя! Ладно, дело прошлое! Я вот только не могу понять, почему менты должны выйти именно на тебя? Тебя же никто не видел. Дед не в счет. Копаться в старых делах опера не будут. За это время, знаешь, сколько разных убийств через них прошло? Тем более тебя судил суд военного трибунала. Ну скажет что-нибудь Лобанов про месть. И что? Да мало ли чего болтал восемнадцатилетний пацан после смерти брата? Несерьезно придавать этому значение. Совершено убийство на даче? Ну и что? Зверское убийство? Это уже серьезно. Но разве мало по стране маньяков шатается? Вот и забрел очередной сюда! Судя по тому, что ты сделал с бабами, эксперты сделают вывод, что орудовал явный псих, а ты, как известно, освобождался психически здоровым. Разве не так? Почему на тебя-то должны менты думать?

– Не знаю. Но тревога холодной змеей живет внутри меня. Я почти уверен, что милиция знает, кого ищет.