Тогда Тарасов сделал то, что, в принципе, казалось нереальным — увёл команду с площадки и отказывался выводить своих хоккеистов обратно, пока арбитры не засчитают отменённый гол. Чуть больше получаса все пытались уговорить тренера ЦСКА продолжить матч, но никому не удавалось этого сделать — ни спортивным чиновникам, ни звонившему по телефону маршалу Гречко. А на трибунах, если что, находился генсек. И лишь когда Тарасову сообщили, что сам Брежнев устал ждать, когда хоккей продолжится, ему пришлось уступить. Самое интересное, Леонид Ильич не стал сразу напрямую вмешиваться в ситуацию и не требовал отменить или засчитать спорный гол. Он, как и все, долго ожидал, чем разрешится ситуация, но затем всё же настоятельно попросил продолжить игру. В итоге ЦСКА все равно проиграли, но сам факт поступка Тарасова был очень показательным в плане его характера.

Так вот получается, Сергей Николаевич и правда играл под началом этого человека.

Меня эта информация зацепила в первую очередь тем, что Тарасова считали очень жёстким тренером. Многие игроки натурально выли от его диктаторских замашек. С тем же Бобровым у них, в том числе, на этой почве было очень мощное противостояние.

Но Тарасов умел делать чемпионов. Вот эту мысль заклинило в моей голове. Я вдруг понял, как надо поступить. По крайней мере, попытаться.

Вскочил из-за стола, глянул на часы, которые весели на стене. До тренировки ещё много времени. Отлично. Насколько мне не изменяет славкина память, Сергей Николаевич приходит всегда за пару часов. Мне нужно с ним поговорить откровенно и наедине.

Глава 12

Перед тем, как выскочить на улицу, успел всё-таки принять душ и перекусить. А то, хрен пойми что. Только зашёл, пора уже обратно.

Сашкина мать нас, конечно, утром покормила. Порадовали, как всегда, свежеиспечённые булочки и чай. Да и помыться было где. Но всё-таки, дом есть дом. Полчаса плескался в ванной, как дельфин. Вылез, потопал в сторону кухни. В холодильнике нашел котлеты, кусок сыра и сваренные вкрутую яйца. Смел все за один присест. Не разогревая. Просто, учитывая, что микроволновок ещё не водится, заморачиваться со сковородкой сильно не хотелось. С духовкой — тем более. А вот жрать — наоборот, очень даже. Видимо, организм у меня теперь растущий, физически развитый. Требует хорошей подпитки.

Отец, слава богу, свалил в неизвестном направлении и никто не мешался под ногами. Я переоделся, взял «спортивки», сегодня только физподготовка, форму можно не тащить, а затем потопал на автобусную остановку. Карусель какая-то, если честно. Круговорот Славика в природе.

Вот эти катания, туда-сюда, совсем не делают жизнь легче. От одной дороги ушатаешься. Морскую болезнь себе заработаешь. Тем более, транспорт в это время вообще не был близок к понятию «удобно» или «комфортабельно». Формулировка «трястись на автобусе» в данном случае была очень даже реальной. Жаль, что нам со Славиком всего четырнадцать. С огромным удовольствием перебрался бы в Воронеж. К сожалению, во-первых, хрен меня кто отпустит. Во-вторых, школу никто не отменял, до конца восьмого класса надо дотянуть. А если рассматривать «вышку» в институте физкультуры, так и вообще, до десятого. В-третьих, чтоб снять хату, необходимо иметь для этого деньги. А деньги, как раз, отсутствуют.

Нет, я нашел ещё вчера на своей тумбочке всякую мелочевку, оставленную матерью, но этого на жилье точно не хватит. И взять мне бабло неоткуда. Если только продать что-то ненужное? Что? Как говорил мультяшный персонаж, чтобы продать что-то ненужное, надо сначала купить что-то ненужное. А тащить из дома… Я не батя. Это он периодически исполняет подобные фокусы. То проиграется, то просто надо ему. Столько раз подобное происходило, не сосчитать. Помню, спёр у матери спрятанные семьсот рублей. Собирала она на что-то. Сумма по тем временам аховская. А он ее просто спустил. Прогулял с дружками. Красиво жить не заметишь, ешкин кот. Так вроде говорят.

Пока ехал обратно в Воронеж, детально прокручивал в голове предстоящий разговор. В конце концов, я — маркетолог от бога. Так говорят. Говорили, вернее. Могу продать все и всем. Вот сейчас стоит задача именно такая. Продать себя. Если точнее, нас со Славиком. Впереди — порядка шести лет, чтоб попасть в сборную. Даже не просто попасть в сборную, а на определённую Олимпиаду. Ту, которая будет в 1992 году. Мы выиграем со счетом 3:1. Потом — все. Ну, можно ещё рассчитывать на чемпионат. Однако, это уже больше для того, чтоб закрепиться. Дальше надеяться не на что. Соответственно, мне нужно, чтоб тот товар, который я хочу продать подороже, к определенному времени выглядел желанным для конкретных покупателей. А помочь мне в этом может тренер.

Вот так смотрелся в идеале мой план. Об этом я и хотел поговорить с Сергеем Николаевичем.

Ясное дело, не в таких подробностях. Если начну во всех красках описывать ему Олимпиаду в Альбервилле, он вызовет мне дурку. Вполне настоящую, а не придуманную.

В общем, настраивался я всю дорогу. Разыгрывал различные варианты нашей беседы, прокручивал сценарии. Как всегда бывает, жизнь выписала дулю с маслом.

Во Дворец спорта я припёрся раньше, чем за час до начала тренировки, и Сергея Николаевича на месте не было. А должен. Память упорно говорила, он приходит всегда чуть ли не утром. Закрывается в тренерской и что-то пишет, планирует. Не знаю, чего ему дома не сидится. Тут память молчала. Но именно в этот день все сложилось иначе. Сергей Николаевич вдруг изменил своим привычкам.

Я подёргал закрытую дверь тренерской. Постучал. Приложил ухо к створке. Хрена там. Никого. Закон подлости. Вот, как это называется.

Развернулся, и пошел на улицу, чувствуя себя дураком. Припёрся рано, что теперь делать? Хотя… Наверное, просто подожду.

Сел на лавочку в том сквере, где совсем недавно меня встречали пацаны, а потом принялся усердно соображать. Можно, конечно, потерпеть, пока все соберутся, а уже потом попросить тренера об аудиенции. Но хрен его знает, в каком он будет настроении. Опыт показывает, после того, как вдоволь наорется на нас, обычно оно у него не очень хорошее. А мне нужно создать атмосферу доверия. Чтоб Сергей Николаич проникся моим стремлением к светлому будущему. Не подумал, будто я дурку́ю. Он ведь не знает, что до конца существования Союза осталось всего-ничего. По-любому уверен, советский спорт будет всегда. Чего там торопиться. А сказать ему в лоб правду не могу.

— Славик…

Я задумался, по сторонам, само собой, не смотрел. Уставился