Папа писал ночью. Между его романами — по 5–6 лет. В это время он думал, переживал, аккумулировал, рассказывал нам какие-то эпизоды, и позже мы все это находили в его книгах. Потом Нодар садился и за два-три месяца писал роман — прямо набело. Если посмотреть его рукописи, то там зачеркнуто совсем немного. Папа все пропускал через сердце, а потом записывал мысли на бумаге — на одном дыхании…

Папа был лихой шофер. Мне нравилось, как он вел машину, когда мы ездили отдыхать в Абхазию. Нодар пел, шутил все время. Дорога тогда была плохая и занимала весь день. Потом мы уже летали туда самолетом и добирались всего за полчаса.

В детстве я любила, когда папа останавливал машину у попутных ресторанов. Мы заходили и Нодара тут же кто-то узнавал. Даже повара в белых фартуках выходили из кухни, чтобы поприветствовать его, усаживали поудобнее, вокруг вились девушки в крахмальных кружевных наколках. Мы сидели и радовались тому, как папу принимают.

В машине он всегда сажал меня позади себя, мне доставляло удовольствие смотреть в окно и разглядывать дворики, мимо которых мы проезжали. По 9 часов проводили в дороге, и, наконец, добирались до Гульрипши. Завернешь с трассы — а там море синее, и дом уже вот-вот, станет виден. Пока доезжали до своего двора, он изо всех сил сигналил, чтобы все знали: Думбадзе приехали! И когда, наконец, останавливались, мне говорил: прежде чем войдешь во двор, поздоровайся с морем. И я пробегала — до берега было всего каких-то 50 метров — и кричала: «Здравствуй, море!».

ИЗ ДОСЬЕ:

«Софико Чиаурели, народная артистка Грузии и Армении. Родилась в семье знаменитого кинорежиссера Михаила Чиаурели и легендарной грузинской актрисы Верико Анджапаридзе.

Родители целый месяц не могли определиться, как назвать дочь, выбирая между именами Елена и Софико. В конце концов, на двух бумажках были написаны варианты имен, положены в папаху, и самой новорожденной предстояло разрешить дилемму, запустив руку в папаху и вытянув бумажку с именем. Так дочь режиссера и актрисы стала именоваться Софико.

Самые известные работы Чиаурели в кино — «Мелодии Верийского квартала», «Не горюй», «Цвет граната», «Ищите женщину», «Миллион в брачной корзине».

Мать актрисы, Верико Анджапаридзе, уже при жизни называли великой. Она тоже снималась в кино, играла главные роли. Но обессмертил ее эпизод в фильме Тенгиза Абуладзе «Покаяние» — героиня Анджапаридзе вопрошает: «Эта дорога ведет к храму? Нет? А зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?».

Софико Чиаурели не стало в 2008 году, ей было 70 лет».

Со старшим сыном Софико Николозом, или Никушей, как его называют в Грузии, Шенгелая мы знакомы давно. Причем наша первая встреча состоялась совсем не в Тбилиси, а в аэропорту Вены — Никуша с женой летели, кажется, на какой-то футбольный матч, а я — в Венецию читать лекции. Говорили о чем-то постороннем. Ну не расспрашивать же было о знаменитых родственниках прямо в зале регистрации.

Зато потом, когда я в Тбилиси снимал документальный фильм к семьдесят пятому дню рождения Софико, с ее старшим сыном, без участия которого представить себе ленту было невозможно, мы встретились, как добрые знакомые. Мало того, Никуша появился на пороге материнского дома, открыл двери и, позволив мне с оператором начать съемки, уехал. Чтобы не смущать своим присутствием.

Когда возникла идея книги о Софико Чиаурели, я опять набрал телефонный номер Никуши Шенгелая. Тем более что повод был — хотелось передать сыну Софико журнал, в котором вышла моя большая статья об актрисе. «А мне уже вручили этот журнал, — ответил мне Никуша. — Спасибо большое, очень достойно. Хочешь встретиться? Записывай адрес».

На следующий день я поднимался на седьмой этаж высотного дома на Пикрис-горе, где живет семья Никуши Шенгелая. Дом Софико находится на параллельной улице.

В квартире полумрак, но все равно я замечаю, как много в доме фотографий Софико. Хозяин предлагает стакан холодного вина, носящего имя его знаменитой бабки, со стороны отца, актрисы Нато Вачнадзе.

Мать первого мужа Софико Чиаурели и бабушка Никуши считалась одной из первых красавиц немого кино. Этакая грузинская Вера Холодная. Сегодня портрет Вачнадзе украшает этикетку выдержанного саперави, которым меня угощает хозяин дома.

Вообще это уникальная семья. В столице Грузии есть два дома, на каждом из которых висит мемориальная доска — на одном здании, в старинном районе Сололаки, в честь Нато Вачнадзе и Николая Шенгелая, а на другом, на Пикрис-горе, — в память Верико Анджпаридзе и Михаила Чиаурели. А в самом городе живет их внук, мой собеседник, Никуша Шенгелая.

Но главная тема моего визита — Софико и ее родители, чей дом, кажется, виден из окон квартиры, где мы сидим.

— Здесь я живу лет десять, наверное. До этого жил вместе с мамой. А когда серьезно занимался живописью, то работал в нашем доме в Дигоми (один из районов Тбилиси. — Примеч. И. О.).

Там еще у отца Софико была мастерская. Михаил Чиаурели ведь родом из Дигоми. Там в пятидесятых годах он и дачу построил. И мама его оттуда. Ее тоже Софико звали. Она простой женщиной была.

А вот мать Верико, наоборот, была знатного рода, княжеского. Мы ее звали Бута.

* * *

Сегодня в доме Верико и Софико живет мой младший брат. Он остался на верхнем этаже, где были мамины комнаты. Внизу располагается театр. Правда, он уже не функционирует, никто не финансирует. Хочу сделать там центр культуры и искусства. Проводить вечера театральные и встречи — с писателями, музыкантами.

Мама много снималась в кино, играла в театре. Поэтому дома чаще бывала Верико. Она уже в таком возрасте находилась, что на сцену выходила не так часто.

Мама проводила со мной все время, когда могла. Она рассказывала, что брала меня с пяти лет на съемки. Но я знаю, что это случалось и раньше — восемь месяцев мне было, я только первые шаги сделал. В Татушети мой дед снимал фильм «История одной девушки». И я тоже там был. У меня есть фотографии, на которых я — восьмимесячный — сижу на лошади, а уздечку держит отец. Такие бесстрашные были мои родители, что решились посадить меня на лошадь.

Мама потом шутила: как ты встал на ноги и прошелся, так с тех пор я мечтаю, чтобы ты чаще заходил ко мне.

Помню съемки фильма «У берегов Ингури», это уже в Сванетии происходило. Мне тогда было, наверное, годика два.

Мама играла вместе с Нугзаром Шария, который потом сбежал из Советского Союза. Была громкая история — советский актер остался на Западе. При Брежневе это случилось. Нугзар стал работать в Голливуде, переводил фильмы. Владел мегрельским, грузинским, русским и немецким языками.

Не так давно мы устраивали мамину выставку, представляли ее фотографии из фильмов. И Нугзар приехал в Тбилиси. Потрясающую историю рассказал мне. Первое время после побега он жил в Западном Берлине. И работал на «Радио Свобода». Разумеется, никто из приезжающих из Грузии на фестивали с ним не контактировал, это было опасно. По возвращении могли возникнуть большие проблемы.