#изоляция

О том, что существует материнское выгорание, я узнала много лет спустя, вычитывая тексты психологов на тему послеродовой (и не только) депрессии. А тогда, получив в руки орущий сверток, я испытала острое любопытство. Надо же, я создала новое существо, это так круто! Теперь у меня есть дочь! Но через несколько часов восторг сменился сомнениями, а затем и тихим ужасом. Во-первых, со дня кесарева прошли только сутки – сидеть и ходить было больно. Во-вторых, голодное дитя неправильно приложилось к груди, и уже на вторые сутки соски растрескались вдрызг от мощных жадных десен: «кровь с молоком» – это вот оно. Я слезно выпросила у персонала силиконовую накладку на грудь, и это отчасти смирило меня с пыткой. В-третьих, дитя не желало спать ни днем ни ночью, оглашая палату писком, как только мне удавалось смежить очи и впасть в короткое забытье.

Врачи на обходе говорили «какая прелестная голубоглазая куколка!» – а я видела сердитую щекастую старушку с квадратным ненасытным ртом. В общем, через неделю, вывалившись из роддома в объятья оживленных и счастливых родственников, я не могла выдавить из себя и подобия улыбки. Пока «куколку» рассматривали и тискали, я поймала себя на желании драпать, немедленно и бесповоротно, куда угодно. В гостиницу, в другой город, попросить политического убежища – скрыться, справить поддельные документы. Но сил хватало только на то, чтоб лечь в сугроб и умереть в лучах ослепительного январского солнца.

Основной вопрос, который звучал у меня в голове все первое полугодие: почему, черт подери, никто не предупредил меня об этом?! Когда я жаловалась матери по телефону на недосып и смертельную усталость, она звонко хохотала и восклицала, что у всех по двое-трое детей, и все бабы справляются. «Пошустрее надо быть! И всё успевать!»

Что это за такие богатырские Василисы Микулишны, везде успевающие – и работать, и заниматься домом, и взращивать детей, и консервировать овощи, и шить распашонки, – я понять не могла. Те, что сонно дефилировали по паркам мне навстречу, едва отрывая ноги от дорожки, выглядели не лучше моего. Такие же бледные ненакрашенные понурые моли.

«Звонок сверху» прозвучал, когда я спросонья начала прикладывать к груди спящего рядом мужа – совершенно не понимая, почему дитя не прикладывается, а, напротив, упирается изо всех сил. Вот же неблагодарное создание! Окончательно проснулась от недовольных криков супруга. Стоп! А где ребенок! Упал с кровати! Задавили! Ребенок закатился в угол кровати и безмятежно сопел в свои две дырочки.

Период колик мы пережили, сидя на краю ванны – монотонное журчание успокаивало дочь лучше всяких препаратов и теплых пеленок на животик. Хозяйством я занималась постольку-поскольку, довольно быстро поняв, что спит она – сплю и я. Иначе свихнусь. Круг друзей сократился до мужа, зато я познакомилась с несколькими «мамками», но, рассказав друг другу раз сто одну и ту же драматичную историю родов, мы чуть отдалились, лишь изредка кивая друг другу при встречах. Информационный голод я компенсировала фильмами ужасов, которые смотрела, пока дитя сосало грудь. «Пункт назначения», «Пила», сериалы типа «Не родись красивой» – щекоча себе нервы, неумолимо тупея и интеллектуально замерзая.

Муж боялся оставаться с дочерью – она была слишком подсажена и на грудь, и на «слингинг». Я научилась кормить ее в публичных местах, дойдя до финальной стадии равнодушия к общественному мнению, а также требовать место в транспорте, скандалить в очередях в поликлиниках, если кто-то лез не по праву. В общем, сделалась замотанной, отечной, невыспавшейся «онажематерью» – и уже даже начала понимать значение слова «хабалка».

Книг я не читала совсем. О писании собственных букв речи вообще не шло.

Было ли это выгоранием? Теперь я понимаю: да. Это было обесточивание, оскотинивание, отупление, машинальное существование, функционирование, обслуживание, порабощение обстоятельствами, когда жизнь утрачивает полутона, когда ешь что придется, спишь, в чем ходил весь день, избегаешь смотреть на себя в зеркало, нажираешь килограмм за килограммом, и твое «Я» становится таким крошечным, что его можно придавить ногтем, как клопа. Вот тогда я поняла, что больше в моей жизни ничего и никогда не будет. Только ребенок. Или дети. Ловушка захлопнулась.

Позже, анализируя то чувство отчаяния, провала энергии, отсутствие желаний, я пришла к выводу, что очень важно выработать собственные правила, мысленный каркас, который не даст эмоциям расползаться, а жалости – заполнять твое сердце.

Правило первое: рассчитывать всегда и во всем только на себя. Помогут – спасибо. Не помогут – ок, значит, не было возможности, не получилось. Никто ничего тебе не должен. Ребенок – прежде всего твой.

Правило второе: все заканчивается, и плохое, и хорошее. А ночь перед рассветом – самая темная. Да, есть часы полного отчаяния, страшные, темные, когда в голову лезут самые смоляные и пропадущие мысли. Но будет утро, и солнце снова встанет.

Правило третье, заимствованное: делай что должен, и будь что будет. Иногда не надо думать, надо делать свою работу, пусть она неблагодарная, никому не видимая, обрыдлая. Иногда есть простая механика будней – чистить зубы, мыть посуду, делать какую-то гимнастику, бегать по стадиону или плавать в бассейне. Заставлять себя, без эмоций, с пустой тяжелой головой, но не позволять себе останавливаться, замирать и окукливаться. Тело тебя выведет, оно не предаст. И оно очень благодарно.

Правда, оно же, тело, требует внимания. И, не получив его, бьет наотмашь. У врачей я не наблюдалась, анализы не сдавала, никакой поддерживающей послеродовой терапии, плюс хронический недосып, плюс долгая лактация. Ну да, махнула на себя рукой. Усталость уже с утра, после пробуждения, казалась мне нормальным состоянием. Через полтора года после родов выяснилось, что у меня развились узлы в щитовидке. Слава богу, не злокачественные. Когда спохватилась, хирург сказал, что операции не миновать. Как и пожизненного приема гормонов.

Скрытая депрессия и опустошение отпустили, когда дочь начала ходить, лепетать, общаться. Я уже не была просто обслуживающим персоналом, стала видна эмоциональная, интеллектуальная отдача. Да, дети с высокими запросами способны вымотать родителей, но они же и возвращают стократно! Когда вблизи наблюдаешь, как мощно, радостно, энергично растущий мозг черпает знания о мире, как ребенок касается бабочек, рассматривает листики и картинки в книжке, узнает знакомое, смеется, обнажая крошечные зубы-рисинки. В общем, наступила пора пушистиков-пупсиков, смешных, сообразительных, деятельных. Об эмоциональном выгорании уже и речи не шло. Оно закончилось, оставив чуть горькое послевкусие от того, что соприкоснулся со своей темной стороной.

Второй «клинч» слегка наметился после рождения сына. Старшая, поначалу с любопытством отнесшаяся к брату, вскоре поняла, что он оттяпывает внимание, которое прежде было приковано к ней. Разница между ними была маленькой – чуть больше двух лет. Самые драматичные эпизоды случались во время укладывания на сон. Тогда рыдали все (включая соседей).

Вот представьте себе тетрис-квест. Как уложить двух детей одновременно, если они оба хотят размещаться в материнских объятьях, причем один из них кормится грудью? А та, что постарше, не согласна иметь между собой и матерью прокладку в виде братца. Возня с сопением, слезами, криками: «Убери его отсюда, пусть он спит на полу» могла длиться час, пока первый не наедался и оба не засыпали от усталости. (Предупреждая вопросы: муж в это время работал.)