– Конечно…

* * *

В час Собаки, когда на Адзути постепенно опускались сумерки, а с озера потянуло прохладой, самураи, облачённые в полную военную амуницию, выехали из ворот, дабы с почестями встретить приближавшийся отряд сёгуна.

Нобунага восседал на своём любимом жеребце оленей масти, его драконьи доспехи переливались в заходящих лучах солнца. Самураи клана Ода уже улавливали топот копыт в вечерней тишине – людям сёгуна оставалось преодолеть менее одного ри.

И вот они показались на дороге, идущей к Адзути с севера. Нобунага невольно напрягся, едва сдерживая всепоглощающее желание извлечь катану из ножен и обагрить её кровью заклятых врагов… Но, увы, сейчас – это непозволительная роскошь и завтра Хитоми отправится в Исияму…

* * *

На следующий день обитатели Адзути пробудились, едва настал час Тигра. Хитоми лежала с закрытыми глазами, пытаясь хоть как-то оттянуть предстоящую суету. Она услышала, как служанка раздвинула фусуме.

– Госпожа, простите меня, но пора вставать. Самураи сёгуна стоят вокруг замка лагерем и жгут костры.

Действительно, Хитоми показалось, что пахнет дымом.

– И много их?.. – вяло поинтересовалась она.

– Примерно двадцать самураев…

У Хитоми защемило сердце: а если ничего не получиться и они убьют Моронобу? Тогда она убьёт себя – надо непременно спрятать маленький кинжальчик в поясе…

Служанка помогла Хитоми умыться и подала завтрак. Девушка посмотрела на еду с отвращением, так и не прикоснувшись к ней. Служанка пожурила её:

– Госпожа, путь в Исияму неблизкий. Вы даже не притронулись к пище.

– Ничего потерплю до Киото. Всё равно Юрико намеривается остановиться у своего жениха. Не думаю, что он откажет мне в гостеприимстве.

Служанка поклонилась, взяла поднос с едой и вышла.

Хитоми села к зеркалу и распустила волосы. Неожиданно на память пришло стихотворение:

Красота сверкала, подобно цветку,

у чёрного полумесяца бровей были голубые отражения

и румяна щёк подчёркивали белизну кожи…

Многочисленные платья из тонкой парчи выходили

за пределы драгоценных деревянных павильонов…

Повязки моей причёски изгибались голубоватыми волнами, подобно облакам среди живых оттенков зеленеющей вершины.

Украшенная изысканностью своих нарядов я походила на лотос, плавающий на утренних волнах.[91]

…Фусуме распахнулись – вошли три служанки. Хитоми не обратила них внимания. Первая, старшая служанка, держала нижнее кимоно из белого атласа, украшенное рисунками в китайском стиле. Вторая – кимоно с золотистым отливом, на котором были вышиты павлины, что надевалось поверх нижнего. И, наконец, третья – белое шёлковое кимоно-фурисодэ, на котором были вытканы вырезные листья дуба на нежно-зелёной основе и оби с золотым сетчатым узором.

– Госпожа, – окликнула девушку старшая служанка.

Та встрепенулась и взглянула на принесённые наряды. Невольно она вспомнила день своего Совершеннолетия, когда её также причёсывали, наряжали для гостей, делали грим, словно взрослой женщине… Но тогда праздничные приготовления доставляли ей удовольствие, но теперь, увы…

– Приступайте, я готова… – с трудом вымолвила Хитоми и старшая служанка начала расчёсывать ей волосы гребнем.

* * *

Юрико также прихорашивалась в своих покоях.

– Сделай мне точно такой же грим, как у моей сестры, – приказала она.

Служанка смутилась.

– Простите меня, глупую женщину, госпожа, но я не знаю, какой именно грим выберет ваша сестра…

На самом деле Юрико прекрасно знала, ибо они с Хитоми договорились сделать традиционный грим и причёску эпохи Хэйан[92], которые придавали им необыкновенное сходство. Но ей хотелось покапризничать.

– Ладно, – смилостивилась Юрико. – Бери вон те белила, – она указала на небольшую розовую коробочку.

Служанка в точности выполняла распоряжения госпожи и грим удался. Затем она причесала длинные почти достигавшие колен, волосы девушки и перехватила их сзади, чуть ниже шеи заколкой, изображавшей Парящего дракона.

В это же время Хитоми делали точно такую же причёску.

– Достань моё любимое кимоно «Тысяча журавлей», что подарила мне сестра. Да, и, пожалуй, оби с вышивкой горы Арасияма.

– Госпожа, а как же юката? – удивилась служанка.

Юрико было всё равно, какое нижнее кимоно будет сокрыто под «Тысячью журавлей», в конце концов, замуж выходит Хитоми… От этой мысли у неё всё похолодело внутри: что она говорит!? – как Хитоми?

– Хорошо, достань юката из китайского атласа, и кимоно с рисунком «Колотый лёд».

Служанка замерла.

– Но…

– Что? Ты не поняла? – удивилась Юрико.

– Сейчас не сезон для «Колотого льда», – робко возразила она.

– Ну и что, всё равно сверху надену «Тысячу журавлей». Поторапливайся!

Служанка беспрекословно открыла сундук и извлекла из него названные наряды.

* * *

Нобунага ходил по замку чернее грозовой тучи. Слуги боялись попадаться ему под руку, дабы не навлечь на себя хозяйского гнева.

Он вышел во двор, где служанки складывали в крытую повозку заранее тщательно приготовленное приданное Хитоми… Женщины при виде господина засуетились пуще прежнего. Не выдержав этой картины, даймё решил подняться в покои дочери.

Девушка была одета, правда решила отступить от правил и приказала сделать старинную причёску. Служанки боялись, что господин Нобунага останется недоволен внешнем видом дочери, в довершении всего та отказалась надевать праздничную обувь, потребовав простые гета, мотивируя тем, что может излишне волноваться и оступиться с высокой подошвы, причём весьма некстати.

Нобунага окинул дочь придирчивым взглядом: да прошло достаточно времени с тех пор, как в Адзути отмечали её Совершеннолетие, гости были веселы, дочери счастливы, жизнь казалась прекрасной…

Теперь же Нобунага испытывал чувство вины перед дочерьми, главным образом оттого, что не смог противостоять сёгуну и, спасая клан, вынужден пожертвовать их интересами и, возможно, даже жизнью.

Даймё смотрел на младшую дочь: она была необычайно хороша в праздничном фурисодэ. Он ничего не сказал о причёске, служанки облегчённо вздохнули и накрыли невесту по традиции прозрачным, словно дымка, тончайшим шёлковым покрывалом.