Кеннеди покачала головой.

– Мэтт даже уговорил своего пафосного адвоката встретиться с мамой. Только они ничего не могут с этим поделать.

– Но мистер Пруитт не мой официальный опекун. Наверняка ведь можно что-то сделать. Он же просто похитил меня!

– Поверь, они изучали этот вопрос. Но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Крутой адвокат Мэтта считает, что мистер Пруитт дал кому-то взятку. Все, к кому бы ни обращалась моя мама, даже не хотят смотреть ей в глаза. Возможно, он многих подкупил.

– Значит, ты хочешь сказать, что выхода нет? – Я попыталась вздохнуть поглубже, но мои легкие оказались не способны набрать в себя еще больше воздуха. – Мне придется остаться здесь?

– Бруклин, ты самая сильная из всех, кого я знаю. Ты пережила смерть мамы и…

– Я не пережила. – У меня перехватило дыхание. – Мое сердце по-прежнему разбито.

– Но это не делает тебя слабой. Ты все равно не сдаешься и сражаешься в каждой новой битве.

Я чувствовала, что мои силы уже на исходе.

– И я всегда буду поддерживать тебя.

– Кеннеди, он не позволит нам с тобой видеться. Он со скрипом разрешил мне сегодня выйти из квартиры. Я… я… – Я так и не смогла договорить. Я угодила в ловушку. Это было ясно с самого начала. Вчера я цеплялась за надежду, что мне удастся выбраться вечером, а сегодня утром – что получится убежать. Но мне не хотелось признавать правду. Я заперта в этом аду.

– Он не сможет запретить нам видеться, – возразила она с улыбкой. – Мы же ходим в одну школу.

Кеннеди ничего не поняла. Мистер Пруитт ясно дал понять, что он думает о Кеннеди и ее маме. Да, я смогу видеться с ней в школе. Но мы не будем встречаться после нее. Или на выходных. Или на работе. Я потеряла всякое желание сопротивляться, как только поняла правду. Я в ловушке.

– Давай постараемся забыть об этом хотя бы на день?

Ей легко было говорить. Она ведь не жила с Пруиттами. И не теряла всех своих близких. Но вместо того, чтобы выплеснуть все это на нее, я только кивнула.

Кеннеди улыбнулась.

– Да брось. Будет весело. Устроим что-то вроде двойного свидания!

О боже! Ведь со стороны все именно так и выглядело. Но она должна была понять, что мне сейчас просто не до свиданий. Мое сердце разбилось после смерти мамы. От смерти дяди оно и вовсе разлетелось на осколки. А теперь, когда я порвала с Мэттом, эти осколки смахнули на дорогу. У меня больше не осталось сердца.

Кеннеди вытащила меня из ванной и налетела прямо на Миллера.

Он стоял, скрестив руки на груди, и выглядел… взбешенным. Или озадаченным? Я ведь совсем его не знала.

Но потом поняла, что Миллер мог быть и взбешен, и озадачен одновременно, если подслушал наш разговор.

– Ты многое слышал? – спросила я.

– Почти все, – ответил он.

Значит… ему стало известно о моих планах побега и о двойном свидании. Замечательно. День и так сложился ужасно, а теперь еще и Миллер сердился на меня. Но с чего ему сердиться? В конце концов, это я должна была на него злиться. Неужели подслушивание входило в его рабочие обязанности.

– Как неловко, – проговорила Кеннеди немного писклявым голосом и протиснулась мимо него.

Феликс и Капкейк уже открыли коробку со сладостями. Обычно я не ела много сладкого. Когда твои мама и дядя умерли в относительно молодом возрасте, поневоле приходится следить за своим питанием. Но сегодня мне было на все наплевать.

Я взяла его знаменитый сахарный кексик, по крайней мере, мне показалось, что это был именно он, и с удовольствием откусила от него большой кусок. Он буквально растаял у меня во рту. Неудивительно, что эти пирожные были такими популярными! Я откусила еще кусок. И еще. Потом взяла еще один кекс и, словно варвар, запихнула в рот сразу половину.

– Погоди, не ешь так много, – сказал Капкейк и схватил меня за руку.

Что, простите? Этот грубый намек на то, что я могу поправиться, был еще хуже, чем удар мяча по лицу.

– В чем дело, приятель? – спросил Феликс, нарушая неловкую паузу, которая возникла после замечания Капкейка.

– Ничего, – ответил Капкейк. – Я просто подумал, что одного ей будет достаточно.

Теперь у меня не осталось сомнений. Капкейк считал меня жирной. Я посмотрела на свой свитер, из-под которого выглядывал живот, и слегка потянула за подол. Я так и знала, что совершила ошибку, надев эти дурацкие шмотки. Джастин ошибался насчет умения Дианы подбирать правильную одежду для других людей. Мне все это не очень подходило.

– Не хами, – сказала Кеннеди и взяла себе кекс. – Если ты еще не заметил, то последние дни у нее выдались очень тяжелыми.

– Понимаю. – Капкейк кивнул, но все равно выглядел на удивление обеспокоенным из-за того, что я съела второе пирожное.

Да иди ты, Капкейк, куда подальше! Я взяла третий кекс, только чтобы позлить его.

– Не обращай на него внимания, – посоветовал Феликс. – Ты потрясающе выглядишь.

Мне было так приятно слышать это от него, особенно после того, как его друг назвал меня жирной. Но, на самом деле, я чувствовала себя очень неловко. Потому что ощущала пристальный взгляд Миллера.

Я обернулась и посмотрела на него.

– Миллер, а ты не хочешь? – спросила я. Меня раздражало то, что он просто стоял и наблюдал за нами. Почему он не мог сесть вместе со всеми?

Миллер не двинулся со своего места у стены, и тогда я подошла к нему сама.

– Они очень вкусные, – я протянула ему кекс.

– Спасибо. – Миллер взял его у меня. – Кто этот маленький придурок?

Я сразу же поняла, о ком шла речь.

– Это Капкейк. Парень Кеннеди.

– Хочешь, я с ним разберусь?

– Что ты имеешь в виду?

Миллер стряхнул крошку с лацкана своего пиджака.

– Тебе не нужно знать все подробности.

Значит, он говорил о работе, за которую Пруитты так хорошо доплачивали своим охранникам? Я больше не хотела слышать об этом. Судя по тону, которым Миллер это сказал, речь шла о чем-то очень нехорошем.

– В этом нет необходимости.

– Дай знать, если передумаешь.

Я сама могла о себе позаботиться. Ему не нужно было делать то, на что он намекал. Почему Миллер именно так сразу отреагировал? И какую на самом деле работу он выполнял для мистера Пруитта?

Я вернулась на диван. Миллер был единственным человеком в доме Пруиттов, который казался мне милым. Но милые люди не предлагают «разобраться» с кем-то таким тоном.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросил