– Алисиня, милочка, сделай-ка мне быстренько чашечку некрепкого кофейку с таблеточкой сахарозаменителя и бутылочку холодненькой водички с газом, – зовет из зала сладкий женский голосок.

Алис, которая уже собиралась было разогнуться с очередным блюдцем в руке, снова ныряет в посудомоечную машину и делает вид, будто что-то там ищет, – она терпеть не может быть «Алисиней» и «милочкой» и считает, что человек, который называет кофе «кофейком», а воду «водичкой», превосходно может подождать, пока она освободится.

– Оставь блюдца и сделай кофе доне Лурдеш! – каркает из-за кассы дона Катарина.

Алис нехотя распрямляется. Больше всего ей хочется швырнуть блюдце на кафельный пол или запустить им в дону Катарину, но она сдерживается и подчеркнуто аккуратно ставит его на стойку.

«Как мне все надоело, – думает она, механически насыпая кофе в кофеварку. – Как они все мне надоели, чтоб они пропали!»

Алис не очень четко понимает, кто такие эти «они» и почему они ей вдруг так опротивели. Обычно довольно спокойная и доброжелательная, она проснулась сегодня раздраженной до крайности. Смахнула с тумбочки орущий петухом будильник – петух поперхнулся какой-то звякнувшей деталью и умолк. Поставила на огонь молоко и вспомнила о нем только тогда, когда оно с шипением выплеснулось из кастрюльки и залило всю плиту. Зацепилась неподпиленным ногтем за колготки, дернула посильнее… ноготь сломался, а на колготках образовалась дыра во всю голень. И – это было хуже всего – когда Кролик сунулся за своей обычной утренней порцией ласки, нетерпеливо отпихнула его ногой, попав по доверчивому розовому носу.

Алис вспоминает, как жалобно, совсем по-детски, вякнул стукнутый Кролик, и все тело сводит мгновенной судорогой.

– Алисиня, ты не забыла про мой кофеек? – жеманный голосок доны Лурдеш возвращает Алис к реальности.

Блюдце, чашка, упаковка заменителя сахара, пластиковая палочка вместо ложечки – дона Катарина считает, что металлические ложечки царапают посуду, – стакан, темно-зеленая запотевшая бутылка и чистая фаянсовая пепельница взамен уже полной – Алис осторожно составляет все это с подноса на стол, изо всех сил стараясь не думать о том, как здорово было бы перевернуть поднос на приторно улыбающуюся дону Лурдеш. Она почти видит, как на щегольских розовых брюках постоянной клиентки расцветает кофейная роза, а окурки со следами малиновой помады весело ныряют в щедрое декольте, и ежится от непривычного злорадного удовольствия.

– Спасибо, милочка! – Дона Лурдеш с неприятным сухим звуком похлопывает Алис по щеке. Алис невольно дергает головой, делает шаг назад и запинается о ножку отодвинутого стула. Как в липком ночном кошмаре, когда время похоже на кисель, а каждый взмах ресниц длится вечность, Алис видит себя, медленно взмахивающую руками, пепельницу, лениво соскальзывающую с подноса и остолбеневшую дону Лурдеш с чашечкой в руке. Алис зажмуривается. Она знает, что в эту самую секунду на розовых брюках расцветают кофейные розы, а окурки со следами малиновой помады весело ныряют в щедрое декольте.

– Я вычту у тебя из зарплаты стоимость посуды, и чистить одежду доны Лурдеш ты будешь тоже за свой счет! – скрежещет дона Катарина, но Алис не реагирует. Она вспомнила, почему проснулась на взводе. Ей опять приснился тот сон.

* * *

– Ты не сразу шагай, а вначале представь, как следует, – говорил во сне кто-то невидимый голосом доны Катарины. – Не торопись, у тебя полно времени. Зажмурься, если надо, и представляй. Как представила – начинай пятиться. Только не нащупывай дорогу, иди, как будто ты всю жизнь ходила задом наперед.

– И что будет? – спрашивает Алис.

– Что представила, то и будет, – отвечает голос доны Катарины.

– А если я упаду? – спрашивает Алис.

– Не упадешь, – отвечает голос доны Катарины.

– А если у меня не получится? – спрашивает Алис.

– У тебя получится. У тебя все получится. Главное – представь как следует. А потом делай шаг назад.

А когда Алис поверила, что да, что действительно получится, на тумбочке заорал петух.

Как тут было не разозлиться?

* * *

Алис открывает дверь и несколько секунд не может понять, что изменилось в квартире. Вроде все на месте, но в воздухе разлит смутный запах неприятностей.

«Кролик!» – догадывается Алис.

За последние несколько месяцев она привыкла, что маленький черно-белый Кролик, похожий на крошечную пеструю коровку, ежедневно встречает ее у дверей и, смешно похрюкивая, лезет целоваться.

– Кролик! – зовет Алис, разуваясь. – Кролик, выходи, я дома! Ну не дуйся, Кролик, я не нарочно тебя стукнула утром! Кролик! Выходи, а то останешься без ужина!

Алис находит Кролика в ванной. Он лежит на боку возле унитаза – уже холодный и твердый, как деревяшка.

Алис не плачет. Какое-то время она просто сидит на унитазе и, нагнувшись, двумя руками гладит шелковистую шкурку. Потом встает. Зажмуривается. Делает шаг назад. Другой. И, пятясь, выходит из ванной в коридор. Не глядя под ноги, нащупывает туфли.

Щелкает дверной замок.

Зажмуренная Алис уверенно спускается по лестнице, как будто всю жизнь ходила задом наперед.

* * *

– Что и требовалось доказать, – невнятно бормочет Кролик, поднимаясь на задние лапки и зубами вытягивая цветную ватку из шуршащего пакетика на подзеркальном столике. – Теперь ученый совет у меня попляшет. Свора ретрогадов! Часы им подавай! Жилетный карман! Книжки без картинок и разговоров! Какая Алиса сегодня поведется на книжку и часы?

Кролик смачивает ватку ацетоном и тщательно оттирает черные пятна со спины и мордочки.

– К каждой Алисе должен быть свой подход, – мурлычет он, и его розовый носик довольно подергивается. – К каждой Алисе должен быть свой подход…

– …обычно-то в это время у нас тепло. – Женщина ерзает на сиденье, устраиваясь поудобнее. Она очень маленькая, такая маленькая, что ноги в черных резиновых ботах и серых, крупной вязки шерстяных чулках не достают до пола и беспомощно болтаются. На коленях женщина держит корзину, наполовину затянутую белой тряпочкой. Мигел заглядывает под тряпочку: там сидит на редкость уродливая утка с красными кожистыми кругами вокруг глаз. – Вот, – говорит женщина, – утку золовка подарила. А зачем мне утка? Я кроликов развожу. Кролики у меня отличные. Жирные! Вот такие! – женщина разводит руки, показывая, какие жирные у нее кролики.

Мигел представляет себе жареного кролика, и его начинает мутить от голода.

Вот черт, думает он. Что ж я с собой бутербродов-то не взял… И Эваришту хорош. Мог бы предупредить…

Мигел находит взглядом Эваришту. Эваришту откинулся на спинку сиденья, надвинул шляпу на глаза и, кажется, крепко спит.

Тоже, что ли, поспать? – думает Мигел. Он закрывает глаза и пытается задремать, но женщина не позволяет. Несколько секунд она пристально смотрит на Мигела, потом осторожно прикасается к его руке.