Проверки, которые ввело полицейское управление Нью-Йорка, проводились выборочно среди всего личного состава. Каждый день готовился список полицейских, выбранных наугад, и им без всякого предупреждения предлагалось посетить медицинское управление в Квинсе и сдать на анализ мочу. Тех, кто туда не являлся, увольняли. Тех, у кого тест давал положительный результат на лекарства, отпускаемые только по рецептам, и у них не оказывалось действующего рецепта, тоже увольняли.

— О чем ты говоришь? У меня же есть рецепт.

— А разве ты не берешь и другие лекарства у своего приятеля в Ист-Виллидже?

— Дорогая, ты, может быть, считаешь, что я лучше выгляжу или лучше работаю, когда меня донимает эта гребаная боль?

— Я просто беспокоюсь о тебе.

— Ладно, поехали.

Вечер был теплый и тихий, движение в сторону города оказалось не слишком напряженным.

— Пари со мной хочешь заключить? — предложила Анна. — Спорим, что Джина непременно явится в красном с черным и в золотых украшениях, или в красном с черным и в драгоценностях красного цвета, или в золотом с черным и в золотых украшениях? И с сиськами, стиснутыми вместе и выпяченными наружу или, наоборот, торчащими по отдельности и высоко подтянутыми?

— Господи, разве можно быть такой сукой? — укоризненно покачал головой Джо.

— Да ладно тебе! Это ж истинная правда.

— Джина любит покрасоваться, вот и все. Она весь день сидит дома с детьми, потому и любит приодеться, когда выходит в свет.

Анна отвернулась к окну.

— В чем дело? — забеспокоился Джо. — Что я такого сказал?

— Ничего особенного. Главное, не давай ей подавлять меня. Мне не хочется, чтоб она донимала меня кучей вопросов. С ней всегда так: вопросы, вопросы, вопросы…

— Ох Господи помилуй, какого же черта ты согласилась на эту встречу?! А тебе самой что, спросить у нее нечего?

— Тяжело мне с ней, — печально сказала Анна. — Понимаешь? Но я всегда стараюсь сохранять приличия.

— О'кей, милая. Извини, о Джине я позабочусь.

Он глубоко вздохнул. Остальная часть поездки прошла в молчании.

Джина встала и помахала им рукой, когда они вошли в «Пасти». На ней была обтягивающая черная юбка, черная блузка и широкий красный пояс из дорогой фирменной кожи.

Анна сжала Джо руку. Он ответил ей тем же.

Джина обошла столик и крепко обнялась с Анной.

— Солнышко, ты отлично выглядишь! Как здорово наконец-то увидеться с тобой. Господи, ты и вес сбросила? Как будто таким девочкам нужно сбрасывать вес! Но выглядишь ты в любом случае сногсшибательно!

— Спасибо. Ты тоже. С днем рождения!

— Привет, красавица! — Дэнни поцеловал Анну в обе щеки.

Джо обнял Джину:

— С днем рождения, милая.

— Ну, ты как, Анна? Как у тебя дела? — спросила именинница.

— Ничего особенного. Работаю.

— Дэнни говорил, что ты дома работаешь?

— Да.

— И на что это похоже? Трудно соблюдать производственную дисциплину? Я-то знаю, что не смогла бы. Стала бы думать про стирку, уборку или вообще весь день не вылезала бы из холодильника.

— У меня все хорошо идет. И мне такая работа нравится.

— А в чем она заключается?

— Разные компании ради рекламы присылают мне образцы своей продукции и молятся, чтобы я опубликовала их фотографии в нашем журнале. Ну а я решаю, как и что.

— Это, наверное, очень здорово: каждый день получать подарки, — вздохнула Джина. — Ты ведь все, что присылают, оставляешь у себя?

— К сожалению, да, — вмешался в разговор Джо. — И моя жена хранит в доме целые кучи этого барахла. Не так ли, милая? — Он улыбнулся.

— Ох, Анна, не обращай на него внимания! — Джина потрепала ее по руке. — Все, что наши мужчины имеют у себя на работе, — это дохлые тела и…

— …дохлые дела, — закончила Анна и тоже наградила мужа улыбкой.

Подошел официант и принял у них заказ: четыре бифштекса по-беарнски, хорошо прожаренные для Джины и Дэнни; для Дэнни побольше жареной картошки, для Анны побольше соуса, а для Джины поменьше салата — она его все равно никогда не ела.

— Я тут недавно Старину Ника навещал, — сказал Джо. — То есть мистера Никотеро.

— В жизни его не забуду! — засмеялась Джина. — Когда я бегала на свидания к Бобби, его папаша всегда представлялся мне как «мистер Никотеро».

— Ты встречалась с Бобби Никотеро? — подняла брови Анна.

— Он был самым красивым распасовщиком, а я предводительствовала командой болельщиков. — Она снова засмеялась.

— Вообще-то он мощный парень, — заметила Анна, — но настоящим атлетом не выглядит.

— Он здорово играл, — подал реплику Дэнни.

— Кретин он безмозглый, — буркнул Джо.

— Да ладно тебе, — возразил Дэнни, — не так уж он глуп.

— И к отцу относится скверно, — добавил Джо.

— Это тебе Старина Ник сказал?

— Это я говорю. Старина Ник слишком добр, чтобы сказать такое.

— Старина Ник — совершенно потрясающая личность! — объявила Джина.

— Меня до сих пор поражает, что Бобби в конце концов стал полицейским, — сказал Дэнни.

— Почему? — спросила Анна.

— В те времена в Бенсонхёрсте, милая, — пояснила Джина, — нужно было быть либо очень умным, либо идти служить в полицию. А Бобби начал в банде, вот в чем дело.

— Между прочим, — произнес Дэнни, — Джина перепробовала кучу скверных ребят, прежде чем сдалась мне. Что вовсе не сделало мою жизнь лучше и легче, это уж точно.

Джина отодвинулась от него и шлепнула ладонью по столу:

— Так. Очень своевременное признание. Это ведь первый раз Дэнни признал, что я ему сдалась. Он ведь буквально преследовал меня. Неустанно и безостановочно. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Я сейчас вспомнил, — сказал Джо, — как вы несколько раз прибегали ко мне, скрываясь от какого-то ретивого малого, вооруженного бейсбольной битой. Значит, это был Бобби.

Ужин подходил к концу, две пустые винные бутылки уже убрали со стола. Джина говорила все громче. Анна, наоборот, притихла, но вскоре выдала сразу несколько ядовитых замечаний в адрес Джо, и Дэнни решил вмешаться:

— А кто это тут заказывал к бифштексу еще и порцию семейного раздора? Кто?

Джо взглядом дал Дэнни понять, что юмор сейчас неуместен. Анна не поднимала глаз от своей тарелки.

— Ну что ж, бифштекс я, пожалуй, отошлю назад на кухню: вкус у него какой-то не такой. Какой-то кислый. — Дэнни обернулся к Джине: — Эй, а что-то я сегодня не слышу твоего смеха, детка?