Уничтожить манускрипт вместе с другими вещами – да у меня даже и малейшей мысли не возникло. Закапывалось все, что было связано с будущим, а не с прошлым – техновшества, гаджеты, а одежда Шульца или рюкзак, полученные от меня, тут совсем ни при чем.

Странно, мне совсем не хотелось спать, как будто открылось второе дыхание, а ведь всего несколько часов назад в дозоре у дома «Зел-тени» я буквально засыпал. Подумалось, как с рассветом покинем пляж и отправимся в Ригу, если, конечно, Шульц оклемается. А пока, восхищенный мистификаторским примером Шульца, решил, образно говоря, «примерить на себя черную сутану средневекового хрониста» и, достав из рюкзака ручку и девственный молескин начал писать, решив, что самое время зафиксировать на бумаге историю моих невероятных приключений. «Мне исполнилось двенадцать, когда не стало родителей, и с той поры уже минуло шесть лет. Два года назад мне вдруг выплатили компенсацию за их гибель, так появилась возможность оплатить обучение в университете. Будто оттуда в нужный момент отозвались…» – таков был первый абзац. Писал долго, без устали, страницу за страницей, откуда только силы взялись? Отстрочив несколько часов подряд без передыха, как говорится, «на автомате», исписав добрую половину блокнота, дойдя до своих впечатлений посещения злополучного поворота, уже на рассвете, когда небо посветлело, на нем давно погасли звезды, а над морем вот-вот должно было взойти солнце, с первым его лучом я мгновенно вырубился, выронив из рук и ручку, и блокнот, повалившись головой на песок… Как я отключился, хоть убейте, не помню.

Проснулся мгновенно, как и уснул, чувство было такое, что спал недолго – минут пять, на самом деле – несколько часов; сказалась, конечно же, смертельная усталость, связанная с беспрерывными прыжками во времени и полной потерей его счета… Рядом бревном валялось безжизненное тело Шульца. Солнце стояло почти в зените, беспокойно кричали чайки, но пляж был по-прежнему безлюден, все-таки уединенное место – этот рыбацкий поселок Плиеньциемс, не зря Виктор с Наташей выбрали его для отдыха… Виктор?.. Как я мог забыть о нем? Он же мне только что приснился! От этого я и проснулся. Перед глазами еще стояла картинка из сновидения – сидящий за рулем, решительный и сосредоточенный. Цой. Цой в неотвратимо мчащейся навстречу своей судьбе машине…

Дурные предчувствия заставили вскочить на ноги и мчаться сломя голову к дому «Зелтени». Все последовавшее за этим напоминало собой кошмарный сон. Как я и предполагал, «Москвича» у дома не оказалось. Пустое место. Никакой машины… Ее и след простыл. Полное крушение моих надежд. Вот тут я и пожалел, что не дал Шульцу позабавиться с сахаром, не дал загубить машину. От ужаса тело буквально парализовало, я стоял на месте, вертя во все стороны головой, не в силах осознать, взять в толк, что же случилось? Как произошел облом? Снова облом! Почему все обломилось? Полетело в тартарары? Что за дьявольский шиномонтаж здесь произошел? В голове крутились бредовые мысли: может, в «Москвиче-2141» шины с самоподдувом? Что-то не слыхал про это чудо отечественного автопрома… Произошло что-то ирреальное, фантастическое, из ряда вон выходящее, не поддающееся осмыслению… Что же делать? В полном ужасе я рванул обратно, наверное, в двадцать секунд миновал дюну и уже тормошил чуть живого Шульца. За ночь он так и не протрезвел, смотрел на меня очумелыми глазами в красных прожилках и все твердил одно и то же: «Где моя бутылка водки, чувак?» Я, разумеется, не стал ему говорить о том, что я с нею сотворил ночью, безжалостно вылив остатки, а то бедняге стало бы еще хуже. Шульца зверски мутило, смотреть на него было больно, и при других обстоятельствах, может, я бы от него и отстал, но… он вообще не был похож на человека, способного что-либо делать, кроме периодического блевания. Он жалобно просил водки или хотя бы глоток питьевой воды. По счастью, вода у меня нашлась – перед отъездом в Ригу я захватил с собой отцовскую фляжку, с которой он ходил на армейские сборы. Но как только Шульц сделал большой глоток, его тут же фонтаном вывернуло наизнанку, и он упал на карачки, ну в точности как в тот раз в сортире, правда, на этот раз, славу богу, обошлось без марания моих кроссовок. Я нервно взглянул на часы – время неотвратимо приближалось к роковой отметке, до автокатастрофы оставался ровно час. Вот почему я страшно паниковал. Хотел уж было бросить Шульца, но не смог – где его потом искать? Я ведь так и не открыл ему глаза на грозившую ему в будущем смертельную опасность. Подхватив под руку стонущего и причитающего Шульца, я потащил его в сторону шоссе, надеясь там поймать попутку – нам срочно надо было рвать когти к 35-му километру. И нам несказанно повезло – через 10 минут после того, как мы утонули в продавленном заднем диване видавшей виды допотопной «Победы», мы выгрузились прямо на мосту через реку Тейтупе. В дороге Шульца укачало, и он прямиком из машины скатился в кювет – его нестерпимо тошнило, алкаш несчастный! Водитель только головой покачал и рванул с места, обдав нас клубами газов…

Вот и опять я здесь, на этом же месте. Через шестнадцать лет. Просто не верится. И само собой – мост еще стоит абсолютно чистый, без всякой фанатской мишуры. Пока… Тихо вокруг. Ни души. Кроме нас с Шульцем. Только птицы щебечут, да листва шумит в роще. Мне кажется даже, что деревья стали пониже, впрочем, не знаю, не уверен. Солнце в зените. Ни одного облачка на небе. Марево. Запоздавшая жара уходящего лета, похоже, вступает в апогей. Пот заливает лицо – от полуденного зноя и от животного страха, что не успею… До катастрофы остаются считанные минуты, а в мозгу стучит – 12:28, 12:28… Двенадцать – двадцать восемь… Роковое число. Да, несчастливое число. Чтобы это понять, достаточно сложить все цифры – один… два… снова два… восемь.

Тогда в голове творилась невообразимая чехарда, меня бросало из крайности в крайность: я уже жалел, что сразу не бросился в «Зел-тени» поднимать шум, бить в набат… Конечно, конечно, надо было приехать сюда вместе с Наташей Разлоговой, и только с ней! А теперь поздно… Но что же теперь делать? Уж поздно куда бы то ни было ехать. Скоро, совсем скоро он появится здесь… В мозгу стучало отбойным молотком, не давая сосредоточиться, успокоиться, собраться с мыслями – что же можно придумать? С последними минутами я терял последнее самообладание, и, не в силах справиться со страхом, с ужасом, душившим мое сердце, я бросился туда, откуда Виктор через несколько минут должен выскочить на темно-синем «Москвиче» с известным теперь госномером «Я 68–32 МН». Я бросился от моста вперед, навстречу машине, которая с минуты на минуту должна показаться на шоссе. Лихорадочно мелькнула шальная мысль – найти в кювете стеклянную бутылку, разбить ее на дороге, чтобы проколоть-таки шины «Москвича»… Уже пробежал сто метров, и ничего подходящего нет. Двести – опять ничего… Я продолжал бежать, выискивая глазами то, что нужно, но кювет был абсолютно чистый. Как все-таки вылизано все у этих прибалтийских чистоплюев!

И в этот самый момент я услышал отдаленный звук приближающейся машины, сначала похожий на жужжание шмеля. С каждой секундой звук разрастался и вскоре завыл, как мотор гоночной машины, – прямо на меня мчался «Москвич». Не придумав ничего лучшего и нисколько не поколебавшись, я вышел на середину дороги, широко раскинул руки в стороны, решив совершенно безрассудным способом остановить машину. Темно-синий «Москвич» издалека смотрелся черным авто. Того, кто вел машину, я не успел рассмотреть, будто машина сама двигалась на меня, без всякого управления! Скорость была невероятной, просто фантастической, так гоняют только на спортивных болидах, и от этого в глазах рябило, да и нервы у меня сдали… В страхе я зажмурил глаза, продолжая стоять с широко раскинутыми руками, и застыл на месте как вкопанный. Как раз в это время из-за поворота навстречу «Москвичу» (как и суждено было случиться) на дорогу выползла огромная туша «Икаруса-250». Разумеется, сам я этого не видел, поскольку стоял спиной, мне об этом позже Шульц рассказал…