Это правда: меня шатало, будто мачту на ветру.

Вскоре мы углубились в лесную чащу — все еще территория замка, но уже тихая, благообразно-полуночная. Постепенно меня перестало колотить, вернулось спокойствие. Впереди показался небольшой лесной источник с установленным возле него причудливым фонарем в виде цветка и музыкальными чашами, подвешенными на деревья на нитках. Именно тут мы должны были встретиться с Мокки Бакоа.

— Мокки про цавраску говорить не будем, — решила я. — Я не хочу, чтобы он знал, что я облажалась, не почувствовав нежить вовремя, и что ты в курсе нашей истории. Боюсь, он просто тебя прикопает прямо тут — и все.

— Хм. Спасибо за заботу, но мне кажется, твой друг не настолько идиот, чтобы не заметить, что ты какая-то вялая, — вскинул брови Тилвас, поудобнее перехватывая меня, чтобы я не грохнулась.

— Скажем, что просто головой стукнулась.

— В детстве, ага.

Я застонала от нового приступа слабости, и Тилвас, критически цокнув языком, позволил мне элегантно возлечь на землю у фонаря. Лежать рядом с бегущей водой было приятно. Я смотрела на темное отражение: в нем виднелась бледная горизонтальная я и задумчивый Тилвас, стоящий рядом и барабанящий пальцами одной руки по локтю другой.

Судя по залегшей между бровей морщинке, он думал о чем-то настолько напряженном, что ни шло ни в какое сравнение с думами предыдущих дней.

Наконец он вздохнул:

— Джерри, я полагаю, пришло время нам немного пересмотреть наши….

Но не успел он договорить, как ветки деревьев качнулись, и в речной рамке появилось еще одно действующее лицо.

***

А именно — тень Мокки Бакоа, бесшумно выступившего из-за деревьев.

Мокки шагнул к Тилвасу сзади и двумя руками ухватился за горло артефактора.

— Что. Ты. Сделал. С. Джерри? — очень тихо и ну о-о-о-очень нехорошо прошипел воровской мастер, сжимая пальцы сильнее.

Тилвас булькнул. Секунда потребовалась мне, чтобы осознать, что это обо мне так загадочно заботятся.

— Я просто головой ударилась! — взвыла я, перекатываясь на бок.

— Она просто головой ударилась! — синонимично прохрипел Талвани.

Мокки по-ящериному прищурился и отпустил пальцы, от которых на шее аристократа осталось аж десять невнятных пятен.

Только теперь я заметила, что Мокки выглядит слегка специфично. А именно: у него на шее, поверх черного гильдийского комбинезона, болтается шикарное колье, сверкающее в свете взошедшей луны.

Редчайшие эльфийские бриллианты, с ума сойти.

— Я так понимаю, кража удалась? — резюмировала я.

Мокки в ответ молча раскрыл передо мной пальцы веером. На каждом было по перстню с впечатляющим камнем.

— Что у вас? — отрывисто спросил вор.

— У нас — хорошие манеры, — процедил Тилвас, гневно проводя ладонью по свежим синякам.

— И яйца, — сказала я.

— Что? — не понял Мокки.

— Яйца. Перепелиные. Хочешь?

— Она прямо сильно стукнулась, не обращай внимания, — вздохнул Тилвас. — Хотя, возможно, с тобой как раз на таком языке и надо? Минус десять пунктов интеллекта, и все сразу становится понятнее.

— Я бы грохнул тебя, но я слишком жаден. Так что искренне предупреждаю: как заплатишь мне за работу — вали из города подальше, аристократишка, — прошипел Бакоа, подходя ко мне и помогая подняться.

— Хм… Я одного не понимаю: как так вышло, что вашу якобы настоящую столицу держит шпана с расстроенной психикой? — цокнул языком артефактор.

Да, наверное, просто все мы устали к этому моменту. Вчерашний день был долгий. Сегодняшний день тоже долгий. Про ночь я вообще молчу.

Так или иначе, Мокки зарычал и бросился на Талвани, отпустив меня на безжалостную волю гравитации. Тилвас уклонился и подставил вору подножку. Я успела возмущенно подняться, но тут Мокки рухнул и ударил по колену уже меня — я упала на Тилваса, мимоходом рубанув его по кадыку, — Тилвас взвыл и негодующе вцепился мне в плечи в стиле «Как ты смеешь?!», и мы оба сверху грохнулись на Мокки Бакоа, издавшего сдавленный хрип.

…Небо над лесом расцветилось фейерверками: это в замке до кульминации дошла свадебная церемония. Клянусь быть с тобой единым целым, пока смерть не разделит нас, — и все такое.

— Идите к гурху, вы, идиоты, — пробормотала я, закрывая глаза.

По всем драматическим канонам мне нужно было упасть в обморок, но три обморока за два дня — это немного слишком. Так что я просто лежала пластом, не реагируя на внешние раздражители, и позволила этим двоим переругиваться, скидывать меня на землю, потом поднимать и ворчливо тащить куда-то, обсуждая мое «слабое здоровье».

А что?

Неплохая оказалась тактика.

***

Вскоре таким макаром мы вырулили к тайнику, где лежала заранее припасенная сменная одежда и сумка для драгоценностей. Дурацкий яд цавсраску продолжал волнами перекатываться у меня в крови: мне становилось то немного лучше, то гораздо, гораздо хуже. Общая слабость не покидала, и к ней добавилось мерзкое жужжание в ушах: комары в мозгу, бабочки в животе, ну что ж такое-то.

Пока я мучительно долго ковырялась с переодеванием, а Мокки хмурился, уточняя, точно ли я сама ударилась, а не эта каланча меня головой обо что-нибудь приложила, упомянутая "каланча" удалилась в кустики, а вернулась с каким-то белым, светящимся в темноте цветочком.

— Это тебе, — помявшись, сказал Талвани. — Конечно, обычно я преподношу девушкам цветы в букетах, но сегодня получается вот так. Цветок поможет с шумом в ушах.

После этого нас ждала долгая и неприятная дорога через чащу — мы не собирались возвращаться в гостиницу, с которой начали, предпочтя вместо этого добраться до лесного городка Шга`Нчаух, располагавшегося с другой стороны от Опалового леса.

Мы вышли из леса и, несмотря на позднюю ночь, сумели поймать случайный кэб: сегодня они катались тут и там, надеясь на праздничных пассажиров. Для кэбмена Тилвас и Мокки разыграли великолепную сценку, которая была призвана как-то объяснить наше неурочное присутствие в этой части леса. Легенда заключалась в том, что мы были крестьянской компанией — парень с девушкой и их младший братишка (Мокки), которые надеялись пробраться на свадьбу в замке, но их турнули прочь, предварительно сыпанув немного золотых — щедрость во время праздников считается хорошей приметой.

Кэбмен поверил и всю дорогу до города расспрашивал нас о свадьбе. Мокки угрюмо молчал, я жевала цветок, пребывая в полубессознательном состоянии («Мухоморов наелась» — объяснил Тилвас), зато сам Талвани разливался счастливым соловьем, живописуя свадьбу — «вид из-за забора».

Наконец кучер выкинул нас у какого-то амбара, игравшего роль нашего дома. Едва он скрылся за поворотом, как мы перестали махать ему. Мокки скинул с плеча мешок и вручил нам еще одежду.