— Я рад, что мы с тобой побеседовали.

Затем папа взъерошил мне волосы, улыбнулся и вышел. Должен тебе сказать, что мой отец не похож на тех, что показывают в сериалах. Такие темы, как секс, его не смущают. И высказывается он всегда по делу.

Думаю, в этот раз он был очень доволен, потому что я в детстве постоянно целовался с одним мальчиком из нашего района, и, хотя психиатр сказал, что маленьким детям свойственны подобные эксперименты, мой отец, кажется, струхнул. Наверно, это естественно, только не знаю точно почему.

Короче, поехали мы с Мэри-Элизабет в центр, чтобы сходить в кино. Фильм был из тех, что называются «арт-хаус». По словам Мэри-Элизабет, он получил какую-то награду на престижном европейском кинофестивале и это ее подкупило. Перед началом сеанса она заметила, что публика, к сожалению, тянется к тупой голливудской кинопродукции, а на этот показ пришли буквально единицы. Потом стала распространяться насчет того, как мечтает поскорее вырваться из этой обстановки и уехать в колледж, где люди ценят настоящее искусство.

Начался фильм. Как оказалось, на каком-то иностранном языке, с субтитрами. А что, забавно, я как-то привык фильмы смотреть, а не читать. Фильм был очень своеобразный, но не сказать, что очень хороший, потому что после его окончания у меня в душе ничего не шевельнулось.

Но у Мэри-Элизабет было другое мнение. Она твердила, что фильм очень «красноречив». Уж до того «красноречив». Допустим. Только я не понял, о чем там говорилось, хотя, наверно, говорилось очень красиво.

Из кинотеатра мы поехали в магазин музыкального андеграунда, где Мэри-Элизабет провела для меня целую экскурсию. Этот музыкальный магазин она обожает. Говорит, что только здесь чувствует себя органично. Она рассказала, что раньше, когда кафетерии еще не набрали популярность, таким ребятам, как она, вообще негде было потусоваться, разве что в «Биг-бое», но там до недавнего времени был полный отстой.

Привела она меня в отдел видеокассет и рассказала о культовых французских режиссерах и так далее. Потом мы спустились в отдел импортной продукции, и она просветила меня насчет «реальной» альтернативной музыки. Дальше был отдел фолка, где я узнал про женские команды типа Slits.

Мэри-Элизабет повинилась, что не приготовила для меня подарка на Рождество, и сказала, что хочет, мол, оправдаться. Купила для меня пластинку Билли Холидей и предложила поехать к ней домой, чтобы сразу послушать.

Короче, сидел я у нее в гостиной цокольного этажа, а она была наверху — искала нам что-нибудь выпить. Я огляделся: кругом идеальная чистота, но запах какой-то нежилой. На каминной полке — призы за победы в соревнованиях по гольфу. Телевизор, приличная стереосистема. Потом в гостиную спустилась Мэри-Элизабет, принесла два стакана и бутылку бренди. Сказала, что ненавидит все, что любят ее предки, за исключением бренди.

Попросила меня налить нам выпить, а сама взялась разжигать камин. Она была в каком-то возбужденном состоянии, что для нее совершенно нехарактерно. Говорила о любви к открытому огню, о своих планах выйти замуж и поселиться в Вермонте, и это тоже меня удивило, поскольку Мэри-Элизабет никогда на такие темы не распространяется. Разожгла она камин, поставила пластинку и, пританцовывая, направилась ко мне. Сказала, что она вся горит, но не потому, что у нее жар.

Заиграла музыка, мы чокнулись, сказали «чин-чин» и пригубили бренди. Бренди — отличный напиток, но он, скорее, был к месту на вечеринке «Тайного Санты». С первой порцией мы расправились очень быстро.

У меня сильно участилось сердцебиение, и я задергался. Она протянула мне второй стакан и при этом легонько коснулась моей руки. Потом перекинула ногу мне через колено, и я стал смотреть, как болтается ее ступня. Потом у себя на затылке я почувствовал ее руку. Которая плавно двигалась. И сердце у меня чуть не выскочило из груди.

— Тебе нравится пластинка? — еле слышно прошептала она.

— Очень.

Я ничуть не покривил душой. Музон был классный.

— Чарли?

— Ммм?

— Я тебе нравлюсь?

— Ммм.

— Ты понимаешь, о чем я?

— Ммм.

— Волнуешься?

— Ммм.

— Не волнуйся.

— Хорошо.

Тут я почувствовал ее вторую руку. Та легла мне на колено и поползла по бедру к животу. Потом Мэри-Элизабет убрала ногу и уселась мне на колени, лицом к лицу. Уставилась на меня в упор. Не мигая. Лицо у нее разрумянилось и стало каким-то незнакомым. Она наклонилась вперед и начала целовать мне шею и уши. Потом щеки. Наконец поцеловала в губы, и все вокруг растаяло. Мэри-Элизабет взяла мою руку и засунула себе под свитер. Я не мог поверить, что это происходит со мной. Не мог поверить, что узнал, каковы на ощупь ее груди. А чуть позже — и на вид. С лифчиком пришлось повозиться.

Когда мы освоили абсолютно все, что выше пояса, я лег на пол, а Мэри-Элизабет опустила голову мне на грудь. Мы оба глубоко дышали, слушая музыку и потрескивание огня. Когда смолкла последняя песня, я ощутил дыхание Мэри-Элизабет у себя на груди.

— Чарли?

— Ммм?

— Как по-твоему, я красивая?

— Ты очень красивая.

— Честно?

— Честно.

Тут Мэри-Элизабет прижалась ко мне еще сильнее и потом примерно на полчаса умолкла. А я лежал и думал, как изменился у нее голос, когда она спрашивала, считаю ли я ее красивой, и как изменилась она сама, услышав мой ответ, и как Сэм предупреждала, что здесь такие комплименты не проходят, и до какой степени у меня затекла рука.

Слава богу, мы услышали, как щелкнул автоматический замок гаража.

Счастливо.

Чарли

28 марта 1992 г.

Дорогой друг!

Наконец-то на улице хоть немного потеплело, а люди в коридорах сделались приветливей. Необязательно со мной, а вообще. Я написал и сдал на проверку сочинение по «Уолдену», но теперь подошел к этому заданию по-другому. Получился не просто рассказ о книге. Получился рассказ о моей воображаемой жизни на озере в течение двух лет. Как будто я жил дарами земли и постигал суть вещей. Если честно, я бы не отказался.

После того вечера, который я провел с Мэри-Элизабет, многое изменилось. Все началось в понедельник, когда Сэм с Патриком, увидев меня в школе, заулыбались до ушей. Мэри-Элизабет им расписала, что между нами было, хотя никто ее об этом не просил, но Сэм и Патрик решили, что это просто клево, и только порадовались за нас обоих. Сэм твердила:

— Как же я раньше не додумалась? Вы с ней — отличная пара.

По-моему, Мэри-Элизабет тоже так считает, потому что ведет она себя совершенно по-другому. Все время такая милая, но что-то здесь не то. Не знаю, как это выразить. Допустим, после школы мы с ней и Сэм с Патриком идем покурить, болтаем о том о сем и расходимся по домам. Мэри-Элизабет тут же мне звонит: «Что новенького?» А я не знаю, что ответить: ну, добрался до дому, тоже мне новость. Тем не менее рассказываю, как шел домой. А потом она сама начинает что-то говорить — и это уже финиш. Так продолжается всю неделю. И еще взяла привычку смахивать пылинки с моей одежды.